— И это все?
— Что?
— Спрашиваю: это все, что ты хотел мне сообщить, младший лейтенант?
— При чем здесь я?! Нет, действительно, я-то здесь при каких галошах? Могу только предупредить, что выяснять с ним отношения не советую. Даже тебе, здоровяку.
— Во как?!
— Я — серьезно. Детина столетний дуб обхватывает и сопьяну вырывает. Так, для разминки или разрядки.
Громов бросил трубку и, сдерживая раздражение, посмотрел на Кожухаря.
— Если этот… еще раз позвонит… Не соединяй меня с ним.
— Как будет велено, — развел руками телефонист. — А на того жениха, который Марию ищет, Крамарчука натравить надо. Сержант его быстро отвадит. И от медсестры, и от дота.
— Без Крамарчука, думаешь, не справимся?
— У Крамарчука это может получиться нежнее, — ухмыльнулся Кожухарь, — и понятливее.
«Беглый монах» появился минут через тридцать. Он был чуть ниже Громова ростом, однако неохватная, нереальная какая-то ширина плеч, резко выпяченная грудь и огромная посаженная прямо на плечи голова делали этого, в общем-то еще довольно молодого, лет двадцати двух — двадцати пяти, парня похожим на некое реликтовое чудовище, или, в лучшем случае, на ошалевшего от люти лесного бродягу, совершенно одичавшего и потерявшего всякие остатки цивилизованности. Причем его странное полувоенное одеяние: треснувшая по рукавам гимнастерка, истрепанные цивильные брюки (очевидно, старшина так и не смог подобрать для него подходящий комплект) и напяленная просто на копну длинных, почти до плеч, слипшихся волос пилотка, а также грубое, кирпичного цвета лицо лишь усиливали это впечатление, дополняя образ «чудовища» очень сильными, выразительными, хотя и неприятными, мазками.
— Кто вы такой? — сухо спросил Громов, встретив его в небольшом окопчике, ведущем к входу в дот. — Представьтесь.
— Мне Мария нужна, Кристич, — по-украински ответил парень, трубным басом выдавливая из себя каждое слово. — Сказали, что она здесь.
— Ну, допустим, здесь.
— Точно, здесь. Мне сам младший лейтенант сказал, он объяснил, что…
— И я говорю, что медсестра Кристич здесь, — прервал его Громов, чувствуя, как в душе его закипает неприятие этого человека. Независимо от того, чего он добивается, появляясь в расположении дота. Громовым вдруг овладело какое-то психологическое отторжение. — Что дальше?
— От и добре, — движением огромной руки оттолкнул пришелец Громова к стенке окопа и, зажимая под левой рукой что-то завернутое в женский платок, как ни в чем не бывало вошел в дот.
Громова так и подмывало остановить его, заставить вернуться, а если потребуется, то и преподнести сугубо мужской урок вежливости. Но вместо этого он вдруг рассмеялся, покачал головой и уселся на бруствер окопа.