Я прохаживаюсь вдоль поезда, а за мной неотлучно следуют Шелихов в алом чекмене лейб-конвойца и Махаев в своем стрелковом мундире, но с аксельбантами и вензелями флигель-адъютанта. Мои бравые тонтон-макуты держат руки на кобурах с пистолетами-пулеметами «мушкетон», которые до боли напоминают «маузеры» времен Гражданской войны — той, страшной, которой, если все пойдет по плану, не будет и вовсе.
Я подхожу к очередному воинскому эшелону. Тут же передо мной вырастает начальник поезда, а за ним уже торопится, придерживая шашку, командир казачьей сотни, которая в этом эшелоне и следует. Шелихов и Махаев одновременно расстегивают колодки своих «мушкетонов» и встают так, чтобы удобнее было и меня закрыть, и огонь открыть. Опасаться мне нечего, да и некого, по крайней мере — здесь и сейчас. Но Филя с Егором бдят. Правильно, так и надо: помни, товарищ, враг не дремлет…
Я вполуха выслушиваю рапорт офицеров, когда внезапно мое внимание привлекает песня, доносящаяся из ближайшего вагона. Под визгливый напев пары гармошек хор мужских голосов весело выводит:
Помнишь, как в степи гуляли, хэй, хэй, хэй!
Выбирал ты сам себе коней.
Твой последний конь, дьявол и огонь,
За тобой всегда готов был в бой.
Помнишь, как тебя любил он,
Гордо под тобой ходил он,
Как из рук твоих хлеб и соль он ел,
Был в бою так безнадежно смел.
Сказать, что я удивлен — вообще ничего не сказать. Неведомые исполнители поют песню Газманова «Есаул» и поют, надо отметить, неплохо. Но от припева папироса медленно валится у меня изо рта:
Ах ты, конь, ты мой конь,
Что ж ты бросил меня?
Пристрелить не поднялась рука…
И не то чтобы конь пожалел мне патрон,
Просто нету руки у коня!
Вообще-то я уже попривык к странноватому репертуару строевых песен этого времени. Не далее как позавчера одна из сотен Атаманского полка продефилировала мимо меня по Кремлю, радостно горланя песню Дунаевского и Лебедева-Кумача «Герои Хасана». С некоторыми изменениями и дополнениями по тексту, согласно задачам текущего момента… А официальным маршем бронесил России считается «Гремя огнем…» Но вот это…
Как ты мог оставить друга,
Помнишь, как жестокой вьюгой
Кровью ран своих он тебя согрел,
Нес вперед и, раненный, хрипел.
Бились, бились волны за кормой,
Тихо таял берег твой родной
И морской прибой, зарево огня
Отражал отважный глаз коня.
Оч-чень интересно! Это кто же постарался?..
— Егор, — мой голос сладок, как мед, и вкрадчив, как поступь тигра. — Не скажешь ли мне, братец: кто вот эту песню сочинил?
— Дык, Александр Михалыч, государь, — бодро рапортует Шелихов.