— Тогда ты, наверное, согласишься, что и в нашей армии тоже есть разные офицеры? Как и во всех армиях мира. Стало быть, есть офицеры, на слово которых можно положиться.
— Оно-то так. Да только пули у всех у вас одинаковые. Свинцовые.
— Пули… — холодно усмехнулся Штубер. — Что ты знаешь о пулях, старик? Не пригласи я тебя сюда, быть бы тебе сейчас в гестапо. А там пулю выпрашивают, как милость Божью. Потому что к ней нужно пройти через ад. Но я не требую благодарности. Я пригласил тебя как старого солдата. Но хочу, чтобы ты тоже не забывал, что перед тобой офицер. Ты хорошо знаком с Беркутом?
— Да, — мрачно ответил старик. — Но где он сейчас — этого я не знаю.
— Допустим… Не бойся, я не стану требовать, чтобы ты вел нас на его базу. Хотя в гестапо ты заговорил бы и о ней. Как думаешь: Беркут из кадровых?
— Он никогда не рассказывал о себе.
— Но ведь ты же опытный солдат. Неужели не сумел различить в нем кадрового офицера? Не поверю в это.
— Знаю только, что это настоящий фронтовой офицер.
— Фамилии своей отцовской он не называл?
— Нет.
— И правильно делал. А не говорил ли тебе когда-нибудь Беркут о том, что в 41‑м он был комендантом одного из дотов?
Старик удивленно посмотрел на Штубера и покачал головой.
«Врет, — понял Штубер. — О доте вспоминал. Значит, это тот самый… Громов. Неужели он? — Сначала Штубер считал, что это кто-то из окруженцев, узнав о подвиге Громова — Беркута, присвоил себе его кличку. Чтобы воспользоваться славой. Но внешность, внешность… Описания полностью совпадают. Неужели он так долго продержался?»
— Слушай меня внимательно. Возьми этот конверт. Он не запечатан. Письмо написано по-русски. — Штубер пододвинул один из двух конвертов к краю стола. — Передашь его Беркуту. Сейчас солдат отвезет тебя домой и оставит там. Как и с помощью кого ты будешь искать Беркута — это твое дело. Уничтожить его и всю группу мы можем и без твоей помощи. Но я хочу поговорить с ним. Не допросить, а всего лишь поговорить. Так и скажи ему. В письме я изложил условия, при которых Беркуту будет гарантирована безопасность. Но все же прошу передать устно: слово офицера, что в день нашей встречи ни один волос с его головы не упадет. Если Беркут захочет выдвинуть свои условия, пусть изложит их в записке. Ты вручишь ее часовому у ворот. Впрочем, это может сделать и кто-либо из людей Беркута. Часовые будут предупреждены. Когда поручение будет выполнено, ты должен исчезнуть из этих мест. Если вернешься домой — безопасность не гарантирую.
— Вы на самом деле отпустите меня?
В устах седовласого человека вопрос этот показался Штуберу до смешного наивным. Впрочем, состояние старика можно понять: кто на его месте поверил бы в такое милосердие?