Он откидывался на спинку стула, смотрел в потолок. Среди пыльных лепнин вместо того бледного мальчика под тяжелой треуголкой возникала щекастая улыбка Усанкова. Форма разных полков имела небольшие различия, память никак не могла их уловить. Треуголка, кажется, имела кокарду. На ногах, скорее всего, были чулки с подвязками. Фалды мундира были. Воротники, обшлага - их имелось множество схожих, разница в мелочах - цвет, канты, - поди разберись. Воспоминание размывалось этим подобием, этой обманной близостью. Единственное, что он понял, что форма относилась к павловскому правлению. Позже мундиры становились короче, упразднились плащи, а на тех были плащи. Полой плаща тот, последний, скользнул по дверце машины. Коснулся стекла.
В альбоме офицеры выглядели испытанными вояками. Суровые, мужественные командиры. Ильин тоже расправил плечи, насупился. Мягкий подбородок его отяжелел. Где-то далеко-далеко запиликала флейта, отозвался барабан, по зеленому лугу шли полки... Откуда он знал этот старинный марш?
Он открыл глаза. Перед ним у стола стоял старичок, скособоченный, заросший изжелта-седенькими волосами, словно пухом. Горло его было замотано шарфом. Сквозь толстые очки смотрели неприятно увеличенные светло-серые глаза с огромным черным зрачком.
- Могу ли я быть вам полезен? - осведомился старичок.
От его голоса Ильин вздрогнул, понял, что старик этот не привиделся ему.
- Вам какой период требуется?
- Да я просто так, не беспокойтесь.
- Отчего же, для меня труда не составляет, я же вижу, вы в затруднении, поэтому и осмелился, - он произвел какой-то приглашающе галантный жест рукой. Пальцы у него были желтые, прокуренные, и лицом он тоже был темно-желт. - Да вы не извольте церемониться со мной, я только рад...
И он одним глазом подмигнул, поклонился. Любезное это движение, старомодная его речь успокоили Ильина.
- Видите ли, у меня вопрос несколько... - он нерешительно замолчал.
- Если насчет форм обмундирования, то можете мной располагать, старичок, наклонив голову, шаркнул ногой. - Альберт Анисимович, историк, архивист, ныне музейный сотрудник, сам почти экспонат, - он хихикнул, дохнул на Ильина табачищем, заглянул в раскрытый альбом. - Павловские мученики? Им эти панталоны все промежности натирали, - он приблизился к Ильину, заглянул ему в глаза. - Можете меня, старого дурня, высмеять, но я полагаю, что ни семеновцы, ни преображенцы не рвались защищать государя-императора из-за этих панталон. Сил не было больше выносить их. У офицеров, у тех лосины. Вы знаете, как называют лосины? - Он вновь захихикал. - Тоже муки адовы.