- Дальше – не легче: не лжесвидетельствуй.
- Чего ж тут трудного: под судом и следствием, - она притворно трижды плюнула через левое плечо, - не была, свидетелем не проходила, законная пять.
- Врать и обманывать не приходилось?
- Причём тут это? – сопротивлялась зачётница. – Сказано же: не лги, будучи свидетелем.
- Все мы участники и свидетели всего, что есть в жизни.
- Казуистика какая-то поповская! – возмутилась Травиата Адамовна, почувствовав, что заслуженная пятёрка снова уплывает. – Разве с моей работой можно не хитрить и не обманывать? За правду ничего не получишь и не достанешь. Ты не обманешь – тебя надуют. Не для себя стараюсь, для государства. Зачтётся?
- Нет, - экзаменатор был неумолим.
- Тебе что, не приходилось врать?
Владимир молчал.
- Если бы вред какой был большой, а то… кому вред, а кому и польза, ещё взвешивать надо прежде, чем оценивать. Я и так стараюсь не кривить душой, да разве с нашим народом, особенно с вами, мужиками, по-другому можно? И что поставишь?
- Из жалости и по знакомству – три.
- Не густо. Вот уж истинно: не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Я-то думала хотя бы на четвёрку вытянуть. Ещё есть?
- Не прелюбодействуй. На эту можно и не отвечать, - смилостивился духовный экзаменатор.
- Ты чего испугался? Что я оценю себя низко или что высоко? – она лукаво посмотрела на смутившегося духовника. – Мне стыдиться нечего и скрывать – тоже: я мужу никогда не изменяла, даже в партизанах.
- Даже в мыслях?
«Вот негодник! Как догадался?»
- Мысли – мыслями, а дела – делами, - защищаясь, невольно созналась она в преступлении. – Сам-то, небось, не теряешься? – Она так и не смогла выпытать из него за всю дорогу то, что больше всего интересовало. – Что хочешь, то и ставь.
- Не могу, - Владимир улыбнулся, угадав её растерянность и догадываясь, что с мужем, которому она не изменяла, у них нет согласия, - мысли ваши мне не ведомы.
- Я в них и сама пока не разобралась, - вздохнула Травиата Адамовна. – Пусть будет нейтральная четвёрка.
- Как скажете. Ещё одна заповедь требует: любите врагов ваших.
- Какая чушь! – неподдельно возмутилась экспедиторша несуразности церковного закона. – Врагов надо уничтожать, а не любить. «Если враг не сдаётся, его уничтожают» - сказал Максим Горький, и это – наша заповедь.
- А если сдался?
- Тогда… она не знала, что сказать, - …тогда… не любить же его!
Он недолго помолчал, потом спросил о самом болезненном для себя.
- Как вы относитесь к немцам, что мостят улицы и площади и строят дома в Минске?
- А как я должна к ним относиться? Они исковеркали всю мою жизнь, убили родителей, лишили разума мужа. Ненавижу! Зря им дали воли больше, чем «зэкам». Я бы их всех на рудники и в шахты согнала, пусть там гниют.