Очень важно понять различие между символизацией и объективацией. Символизация всегда дает знаки иного, она не остается в замкнутости этого мира. Но символизация не есть настоящая реализация, и огромное значение имеет понять, что она не есть реализация, что в ней есть отсветы иного мира, есть прообразы преображения этого мира. Ничего этого нет в объективации, в ней нет знаков иного. Она вовлекает в тяжесть и необходимость этого, феноменального мира, который сам есть продукт объективации. Объективация есть приспособление к состоянию этого мира, есть уступка свободы духа необходимости мира, есть отчуждение и охлаждение. Это происходит с религиозной жизнью вообще и с христианством. Символика духовной жизни есть еще самое лучшее, хотя и не есть достижение подлинного реализма. Я давно уже писал, что падшесть человека выражается в выпадении Солнца из него вовне, он остается во тьме и получает свет от внешнего для него Солнца. Человек должен был бы быть Солнцем Мира, излучающим свет, но он распространяет свою тьму на всю космическую жизнь, которая перестала ему подчиняться. Адам давал имена вещам, такова была его сила. Ныне получает он свет и тепло от внешнего Солнца, но все еще бьется во тьме и холоде. Это и обозначает объективацию духовной жизни человека. Это распространяется и на самое понятие Бога как стоящей над человеком силы и власти. Подлинная духовность есть процесс, обратный отчуждению и объективации. Новый духовный человек может быть только солнечным человеком, излучающим изнутри свет на мир. Дух в религиозном смысле есть менее всего отрицание мира, космоса, как склонен был думать отвлеченный спиритуализм. Дух есть не отворачивание от мира и его муки, а изменение, просветление, преображение мира. Это начинается как символизация и должно кончаться как реализация. Вся культура и самая религия как часть культуры стоят под знаком символизации. Но профетический дух, который обнаруживается у избранных творцов культуры, требует реализации, преображения всей жизни. Природа и цивилизация суть разные ступени объективации духа, но в них есть и символизация. Символика подлинно божественного космоса есть и в человеческом отношении к природе, которая внешне воспринимается закованной и подчиненной необходимости. В своем отношении к животным, к растениям, к минералам, к полям, лесам, морям, горам мы можем прорываться за это царство закованности и необходимости, беспощадной борьбы и вражды, можем приобщаться к космической красоте и коммюнотарности. Цивилизация тоже закована в необходимость, стоит под знаком закона, пригибает к земле в дурном смысле, отрывается от земли в хорошем смысле. Против удушливой и все более удаляющейся от истоков жизни цивилизации периодически происходит восстание во имя возврата к правде природы. Таково было восстание Ж.-Ж. Руссо и Л. Толстого. Но при этом происходила роковая ошибка в терминологии. Ни Руссо, ни Л. Толстой, ни многие романтики совсем не хотели вернуться к той природе, которая скована необходимостью и в которой происходит жестокая борьба за существование, не хотели вернуться и к варварскому состоянию. Их естественное, природное состояние совсем не было окружающей нас падшей, объективированной природой, то была божественная, райская природа. Человек периодически вспоминает о рае и мечтает о рае. Райские звуки иногда прорываются в поэзию. Мы живем в мире, в котором символическая культура прошлого, не совсем еще порвавшая с землей, умирает. Но умирает не только символическая культура, потрясена в своих основах техническая индустриальная цивилизация, она погибает от созданных ею сил