— Вы хотите сказать, что все это время она запиралась… от вашего брата?
— Этого я не говорила, — ответила она мне уже спокойнее. — Нет, она знает, что он не сделает ей ничего плохого. Он был добрейшим человеком. Я, — она понизила голос и оглянулась, — иногда беспокоюсь об Эстер, Луиза. Она не в себе. Ведет себя очень странно. А в последнее время и Лиззи стала какой-то чудной. Может быть, это мои нервы, но…
Она замолчала и поднялась, уронив перчатки, которые лежали у нее на коленях.
— Надеюсь, Луиза, ты не будешь никому рассказывать о том, что я тебе сейчас сказала. Я должна была выговориться. Теперь мне стало легче. И, конечно, все это глупости. Куда мне идти?
Я проводила ее. Она вышла в августовскую жару, а я вернулась домой. Сейчас мне странно вспоминать все это. Всего за неделю до того дня мы жили спокойной, упорядоченной жизнью. Мы выглядели довольными домохозяевами, и нашим единственным «скелетом в шкафу» были бурные ссоры между Хелен и Джимом Веллингтоном. Отношения Дэлтонов тоже нельзя было считать нормальными, но мы к ним так привыкли, что не замечали их. Все это так мало влияло на нашу повседневную жизнь, что мы не придавали этому никакого значения.
Теперь же жизнь каждого дома оказалась на виду. Смерть Холмса втянула и наш дом в это дело. Под нашими аккуратно содержащимися крышами, за чистыми блестящими окнами с чистыми занавесками, несмотря на порядок, царивший повсюду, скрывались несчастье и возмущение. У нас была упорядоченная жизнь, мы вели себя вежливо и даже слишком чопорно, но кто-то среди нас был охвачен безумной ненавистью и желанием убивать.
Помню, я стояла в сумрачном холле, снова и снова перебирая в памяти всех наших жителей. И не могла поверить, что среди них есть убийца. Когда Энни вышла ко мне сказать, что привезли нашу машину и что водитель хочет поговорить со мной в гараже, я внимательно смотрела сквозь открытую дверь на портрет моего отца, висящий в библиотеке над камином, и не видела его. Вместо него видела тот портрет, написанный углем, портрет отца Джорджа, который раньше был у них в конюшне, а теперь куда-то пропал, и слышала голос Лидии:
— Она знает, что он не сделает ей ничего плохого. Он добрейший человек.
Я пошла в сарай и увидела там человека в рабочей одежде и каске, который, подняв капот, внимательно рассматривал то, что Холмс называл внутренностями машины.
— Все в порядке, мисс, — сказал он мне и повернулся в мою сторону. Это был Герберт Дин. — Извините, мисс, что я несколько запоздал. Думаю, как и все женщины, вы не заметили, сколько миль показывал спидометр?