– МАСКИ ДОЛОЙ!
(и над всем воцарилась Красная Смерть!)
В нем поднялся жалобный пронзительный вопль, Джек бросился прочь от часов, вытянув вперед руки, спотыкаясь; ноги, как деревянные цеплялись друг за дружку. Он умолял остановить это – забрать его, Дэнни, Венди, забрать весь мир, если им так хочется, – только остановиться, не погружать его в полное безумие, оставить хоть крошечный огонек.
Бальный зал был пуст.
Стулья, растопырив ножки, покоились вверх дном на столах, закрытых от пыли кусками пластика. Красный с золотым узором ковер вернулся на танцевальную площадку, защищая полированный паркет. Эстрада пустовала, если не считать отсоединенной микрофонной стойки и пыльной гитары без струн, прислоненной к стене. Из высоких окон вяло падал холодный утренний свет – зимний свет.
У Джека по-прежнему кружилась голова, он все еще чувствовал опьянение, но, обернувшись назад к камину, мгновенно протрезвел. Там стояли только слоники… и часы.
Спотыкаясь, Джек пересек холодный, полный теней вестибюль и столовую. Нога зацепилась за ножку стола, тот с треском перевернулся, а Джек растянулся во весь рост, до крови разбив нос об пол. Он поднялся, шмыгая и промокая нос тылом руки. Добравшись до бара «Колорадо», Джек ввалился туда сквозь качающуюся дверь так, что створки отлетели назад и ударились о стены.
Пусто… но, слава Богу, бар был полон! В темноте тепло поблескивало стекло и серебряные каемки этикеток.
Однажды, вспомнил Джек, давным-давно он рассердился, что за полками нет зеркала. Сейчас он был этому рад. Поглядев в него, он увидел бы просто очередного пьяницу, который только что нарушил зарок не пить: расквашенный нос, расстегнутая рубаха, взъерошенные волосы, заросшие щеки.
(вот каково, если сунуть в гнездо всю руку.)
Джека вдруг пронзило чувство полного одиночества. Он расплакался, чувствуя себя неожиданно несчастным, и от души желая умереть. Наверху от него заперлись жена и сын. Вечеринка закончилась.
Он снова потянулся вперед, к стойке.
– Ллойд, мать твою так, где ты? – заорал он.
Ответа не было. В этой прекрасно обитой
(камере)
комнате не было даже эха, которое вернуло бы его же слова и создало бы видимость компании.
– Грейди!
Никакого ответа. Только бутылки, стоящие по стойке смирно, все – внимание.
(кувырнись, умри, апорт, служи, умри)
– Наплевать, сделаю сам, черт вас дери.
Обойдя стойку наполовину, он потерял равновесие и упал вперед, глухо стукнувшись головой об пол. Он поднялся на четвереньки, вращая глазами (причем каждый глаз делал это независимо от второго), и что-то невнятно забормотал. Потом рухнул, повернув голову набок, и захрапел.