Я не знал, что делать. Оставаться дольше не хотелось. О чем беседовать с этой бойкой куклой целых двадцать минут? Но возвращаться не хотелось и подавно… Вдруг у меня мелькнула мысль, и я спросил:
— У вас радио от сети или приемник?
— Приемник.
— Можно посмотреть?
— Конечно.
Сдернув берет, я прошел за ней. Комната выглядела пустой, хотя были тут диван, стол, стулья, сервант, книжные полки, телевизор, но все это плотно прижималось к стенам, точно в огромной центрифуге, даже ковер, которому бы лежать на полу, прилепился над диваном. Желтый, с коричневыми разводами приемник стоял на приземистой тумбочке в правом углу, у окна. Мощный, с полным набором диапазонов, он тихо светился широкой шкалой и блестел, как зубами, тесным рядом клавиш.
— Ничего машина, — сказал я, пробежав по УКВ. — Сверимся. На моих — шесть ноль-шесть.
Валя недоумевающе скосила голову, глянула на свои часики, встряхнула их, послушала и сказала:
— Стоят.
— Заведи. В семь ноль-ноль я выйду в эфир — извиняться, — сказал я и ткнул пальцем в шкалу. — Ловите меня вот тут, на этой волне.
— Как в эфир? — не поняла Валя.
— Ну как? Раз! — и вышел. Только не прозевайте, это минутное дело. Позывные — Мебиус.
— Мебиус?
— Да, Ме-би-ус. Запомнишь?
— Запо-омню, — протянула Валя, широко открыв свои карие, густо опушенные черными ресницами глаза.
— Ну, вот и все.
— А как это будет?
— Услышите. Значит, в семь ноль-ноль, — напомнил я, расправляя скомканный берет.
Валя опять глянула на свои часики и, неожиданно подавая мне руку, будто для поцелуя, сказала:
— Поставь, пожалуйста, по своим.
Я было нахмурился, мол, нечего, девочка, чудить, но, поймав ее серьезно-любопытный взгляд, чем-то напомнивший взгляд Авги Шулина, вдруг взял ее холодные пальцы и, сунув берет под мышку, второй рукой сосредоточенно подкрутил маленькое, тугое колесико и подвел крохотные стрелки.
— Пожалуйста.
— Спасибо.
— Ну…
— Ой, я сигнал забыла!
— Позывные. Ме-би-ус!
— Ах да, Ме-би-ус. Это рыба или созвездие?
— Это ученый.
— Ого, имечко — Мебиус!.. А ведь тебя, кажется, Аскольдом звать, да? — спросила Валя.
— Да.
— Значит, английский — это Аскольдова могила?
— Почти. — Я чуть улыбнулся этой оперной трансформации. — Но не столько моя лично, сколько братская. Кроме меня, там еще с десяток наших барахтается.
Валя усмехнулась и вышла следом за мной в коридор. У двери я обернулся. Девчонка стояла, припав к наличнику плечом, и водила кончиком косы по губам, полуоткрыто замершим в иронически-дразнящей улыбке.
— Гуд бай! — сказал я небрежно.
— Бай-бай! — тихо ответила она.
Я вышел и стал медленно спускаться, но на площадке между этажами сообразил, что могу сейчас встретить Светлану Петровну и тогда не нужно будет выходить в эфир! Двумя прыжками одолев пролет и наделав в старом доме страшный грохот, я выскочил на улицу. Нет, я должен выйти в эфир! Должен, хотя бы для того, чтобы стереть эту ироническую улыбку.