В классе царил молодежно-интимный полумрак, раскрашенный разноцветными огнями, звучала тихая музыка, а на одной из парт стоял Батон и пел что-то пронзительно-чарующее, явно кося под Элвиса. Надо сказать, что это у него неплохо получалось. А около дуба в танце кружились пары. Все дружно посмотрели в сторону нашей пошатывающейся компании (которая, цепляясь друг за друга, быстренько приводила себя в вертикальное состояние), а мне вдруг стало ужасно стыдно, поэтому я быстренько вытолкал всех пошатывающихся борцов за нравственность из класса и, показав Батону большой палец, слинял сам.
Что было дальше, я помню плохо. Не подумайте чего, я не прожженный алкаш, просто вокруг меня все столько пили и лезли поговорить за жизнь, что я невольно надышался. Вот, отмазался, – ладно, продолжим. Короче, часа в три заявился Батон и, проигнорировав мой грозно-окосевший взгляд, плюхнулся где-то в районе бочонка с вином. Я хотел было высказать ему по поводу оставления ответственного поста, но, попытавшись подняться на ноги, быстренько отложил данную затею на следующий день, лишь кинул в него подушкой. Кот ловко поймал ее всем телом и, перевернувшись, устроился на ней поудобнее, да еще язык показал. Ладно, потом разберемся и накажем по всей строгости, связанной с оставлением боевого поста, например, не дадим опохмелиться (ну зверь я, зверь и сатрап), а то вон с каким удовольствием морду лица в кружку засунул и хлебает, только уши шевелятся. И где он ее добыл (в смысле кружку), мы все тут, как не знаю кто, из золотых кубков пьем, не привередничаем, а он из какой-то помятой посудины. Выделывается, значит, морда усатая, протокольная, ну-ну…
Где-то часа в три ночи полностью ушел Гоймерыч. Ну как полностью… уходить-то он начал еще в час, но пока прощался, на посошок, пока проводили его до двери… ну короче, вы меня поняли. К своему импровизированному столу мы вернулись еще через час: путь-то долгий и трудный, а заначек у Дорофеича много. Но когда мы добрались, измученные и умирающие от жажды, то обнаружили пустой бочонок и лежащего на дне кверху пузом Батона, причем пузо было подозрительно раздувшимся.
Проснулся я от какого-то монотонного гула. Сперва мне почудилось, что это моя голова производит данную мелодию, ибо по внутренним ощущениям мозги мои усохли до неимоверных размеров, так что теперь моя черепная коробка больше всего напоминала пустую бочку, а во рту вовсю повеселились любимые мышки дедушки моей домоправительницы. Я усиленно потряс головой (зачем??!), однако гул не затих, а вот мне несколько поплохело, но о том, что гудело где-то на улице, я сообразить сумел. Обведя окружающую действительность мутным взглядом, я обнаружил Криса, с напряженным видом прислушивающегося к странным вибрациям.