Повернувшись к хозяину, нервно вытиравшему пот с тяжелых щек, она заявила:
— Я прослежу, чтобы мальчика накормили, и он отдохнул. На этом закончим наш спор.
Разозлившись, хозяин топнул ногой.
— Я управляю этим домом и я решаю, берем мы бродяг или нет. И я тебе говорю, что не берем.
После этих слов поднялось самое настоящее восстание. Женщины сбежали с лестницы и окружили несчастного хозяина, крича, угрожая и тыча в него пальцами. Наконец, он сдался, и меня повели в столовую. (Даже у Цезаря со всеми его рабами не было такой армии слуг!)
Когда я съел столько, сколько смог, Клодия взяла меня за руку.
— Ты можешь поспать в одной из верхних комнат.
— Я так признателен тебе за доброту, — проговорил я, едва вымолвив эти слова из-за навернувшихся на глаза слез.
— Смотри на это проще, Ликиск. Что у таких, как мы, есть, кроме доброты, которую мы можем проявить друг к другу?
Следуя за ней наверх (в памяти мгновенно возникли воспоминания о моем предыдущем подъеме по этой лестнице), я сказал:
— Я надеюсь попасть на корабль «Меркурий». Мы знакомы с его капитаном. Он был здесь той ночью вместе со мной. Его зовут Сабин.
Засмеявшись, Клодия хлопнула руками по бедрам и радостно кивнула.
— Сабин! Конечно! Такой веселый здоровяк. Бывший раб.
— Он самый. Ты его знаешь? Как мне его найти? Где он живет?
— Он живет в Остии, но каждый раз в разных местах. Сейчас он, кажется, в море.
— Я это понял, потому что не нашел его «Меркурия». Не знаешь, когда он вернется?
— Нет, но, возможно, смогу узнать. Я общаюсь со многими моряками. Если тебе это важно, я поспрашиваю о Сабине. А пока Сабина нет, можешь оставаться здесь.
— Что на это скажет твой хозяин?
— Кстати, у него есть имя. И он не такой уж плохой. У Реммия доброе сердце.
Когда наши пути пересекались, хозяин косился на меня с подозрением; в основном это случалось, когда я уходил или возвращался, или когда мы собирались на главную трапезу ближе к вечеру, незадолго до того, как открыть дом для ночных посетителей.
Легко было понять, почему Реммий такой толстый. Он буквально набивал себя едой, съедая целые куски хлеба, которые и привлекли мой взгляд к Клодии.
Я никогда не ел много, но не из тщеславия или страха набрать вес в нежелательных местах. Просто такова моя природа. Впрочем, я любил вино, и здесь его всегда было много, дешевого, но вкусного и крепкого.
Женщины тоже любили поесть, хотя некоторым из них имело смысл себя ограничивать: их фигуры уже начинали раздаваться. Любительницы посплетничать и похихикать, они очень ко мне привязались. Думаю, они испытывали облегчение от того, что со мной им не приходилось отбиваться от ухаживаний, к которым они привыкли, общаясь с противоположным полом. (На самом деле единственной женщиной, которая меня привлекала, была Клодия — другие оказались гораздо старше и не слишком симпатичными. Это были дешевые шлюхи. Более элегантные и красивые женщины работали в борделях на холмах, и их клиентами являлись владельцы кораблей, а не моряки).