— У меня для этого есть свой собственный метод.
Мой собственный метод заключается в том, чтобы действовать постепенно, шаг за шагом, чтобы охлаждение почти не чувствовалось, как это было с Альенди.
Генри говорит: «Позволь вещам аккумулироваться в тебе, не выбрасывай все наружу немедленно. Пусть они успокоятся, перебродят, а потом уж вырвутся наружу».
Обед у отца. Болтаем о всяких пустяках. Графиня N. Не о ней ли отец рассказывал мне во время прогулки в Булонском лесу?
— Мы встретились с ней в Нотр-Дам, — рассказывал отец. — Она сразу же начала самый вульгарный перекрестный допрос, упрекая меня, что я ее не люблю. Что ж, я продолжал заниматься неторопливым анализом наших отношений, говоря ей, что она влюбилась в меня так, как обычно влюбляются женщины в красивого актера, играющего свою роль с жаром и изяществом. Говорил ей, что это была продиктованная литературой и воображением любовная история. Виноваты прочитанные ею мои книги. Еще говорил, что наша связь не имела никакого серьезного основания, ибо свидания прерывались интервалами в два года. Что любовь не может выжить при такой скудной пище и, кроме того, она слишком прелестная женщина, чтобы оставаться два года без любовника, особенно если учесть, что она всей душой ненавидит своего супруга. Она сказала, что во мне нет сердца. Я ответил, что так и не узнал, есть ли у меня сердце или нет, поскольку мы были вместе всего двадцать минут, в такси, в котором не было даже шторок на окнах.
— Ты так и говорил с ней, в таком ироничном тоне? — поинтересовалась я.
— Даже еще резче. Я был раздражен тем, что она могла уделить мне только двадцать минут.
Потом он добавил: «Чтобы оправдать перед мужем свое опоздание, она даже расцарапала себе лицо, будто бы попала в автомобильную аварию.
Эта часть истории показалась мне совершенно неправдоподобной. Какая же влюбленная женщина подвергнет опасности свою красоту? А здесь перед нами была графиня с безупречно гладкой кожей, которую никогда не пятнал шрамом чей-нибудь нож.
Отцу был очень любопытен Генри, и он пригласил его на обед. Генри появился, и отец сказал: «Он очень похож на Прокофьева». Держался отец официально и внимательно наблюдал, как Генри обходится с десертом и чашкой для полоскания пальцев, как он играет роль наивного Кнута Гамсуна. Кто восхищался естественностью Генри, так это Марука, смеявшаяся, но не над ним, а вместе с ним. После обеда она предложила ему отправиться с ней и соседскими детьми в зоопарк, чем привела Генри в сущий восторг. Отец милостиво отпустил их, как отпускают детишек поиграть с приятелями. Я облегченно вздохнула — Генри не превратился в разбушевавшегося в маленькой комнатке гиганта, как это нередко с ним случалось в подобных обстоятельствах. Очевидно, что мой отец внушил ему искреннее благоговение. Зато немного погодя он взорвался в гостях у Шарпантье, ведущего литературного критика «Меркюр де Франс». Вот там от него досталось всем.