Дижонская переписка — начало романа Анаис и Миллера. Но это не только страстные письма тянущихся друг к другу мужчины и женщины, это переписка литератора с литератором. Генри посылает Анаис рукопись «Молох, или Языческий мир» — повесть о жизни со своей первой женой. Анаис — «Роман с Джоном» — о ее краткой связи с профессором Джоном Эрскином. Они помогают друг другу: он поправляет ее бедный английский, она указывает на его длинноты в «Crazy Cock». И, конечно же, в письмах продолжается обсуждение «проблемы Джун».
Наконец Генри возвращается. Он прибывает на вокзал Монпарнас, оставляет свой нехитрый багаж в «Отель Сентраль» и встречается с четой Гилеров в ресторане. Когда Анаис видит, как Генри приближается к их столику, она понимает, что это счастье.
Теперь, в последние дни февраля, они встречаются ежедневно в знаменитой «Ротонде» на углу бульваров Монпарнас и Распай или в «Викинге».
Сегодня я познакомилась с Фредом Перле[20].
Этакий грустный клоун: застенчиво держится, глаза печальные. Он все время поддакивает Генри, он его эхо и его зеркало.
Мы сидели на кухне их новой квартиры. Фред сотрудничает с «Трибюн» и снял эту квартирку в рабочем квартале Клиши, откуда рукой подать до Монмартра и Пляс Бланш. Простой, без всяких финтифлюшек, дом.
Лестница не устлана ковром, стены тонкие, все слышно. Две комнаты и кухня. Мебель — только необходимая: кровати, столы, стулья. Когда мы сидим в кухне за круглым столом, места для расхаживания вокруг не остается.
Что-то вроде новоселья. Генри откупоривает бутылку вина. Фред готовит салат. Фред кажется таким бледным рядом с Генри. Бледным и болезненным.
Генри говорит: «Вот первая женщина, с которой я могу быть совершенно откровенным».
— Ну-ка, засмейтесь, Анаис — откликается Фред. — Генри очень любит, когда вы смеетесь. Говорит, что вы единственная женщина с истинным чувством смешного и с мудрой терпимостью.
Несколько кастрюль, разномастная посуда с «блошиного рынка», сносившиеся рубашки вместо кухонных полотенец. К стенам прикноплены список книг, которые надо достать, лист с меню на завтрашний день, газетные вырезки, репродукции, акварели Генри. Генри ведет дом с истовостью голландского дворецкого. Он на редкость опрятен и аккуратен. Никаких немытых тарелок кругом. Просто монашеская обстановка, никаких тряпок, никаких украшений. Чистота. Белые и светло-серые стены.
Вчера Генри приехал в Лувесьенн. Совсем другой Генри. Вернее, Генри, которого я угадывала в другом, в общем-то изученном мною Генри, в том Генри, что обо всем отзывался пренебрежительно. А этот Генри мог понимать: он обладал чувствительностью.