— Похоже на тюрьму, — произнес Простак.
— Здесь, в центре, нет тюрьмы, — сказал я.
— Откуда ты знаешь? — возразил Простак.
Макс рассмеялся:
— Не спорь с Башкой. Он знает все. Спроси его, он подтвердит.
— Да, я секучий, я всегда знаю ответ, — улыбнулся я.
— Он имеет в виду, что он нюхучий и всегда знает, где туалет, правда, Башка?
Мы все посмеялись за мой счет.
— Эй, мистер! — окликнул Макс прохожего. Человек остановился:
— Да?
— Это что там за здание? Тюрьма?
Человек улыбнулся:
— Тюрьма? Нет, это место, где хранятся все деньги
— И много денег? — заинтересовался Простак.
— О да, — довольным голосом сказал человек. — Много миллионов. Это Федеральный резерв. — И он, улыбаясь, пошел дальше.
Макс подошел поближе и попробовал заглянуть внутрь. Вернувшись, он сказал:
— Когда-нибудь мы грабанем это заведение. Что скажешь, Башка?
— Я не против, но, судя по виду, это очень непростая работа. Да, очень скверно выглядит. Как ты собираешься его грабануть?
— Не беспокойся, что-нибудь придумаю.
Я взглянул на Макса. Он, не отрываясь, смотрел на здание. На память мне пришла виденная где-то карикатура: мышь, бросающая вызов слону.
— Из-за миллиона долларов когда-нибудь распотрошу эту лавочку, — пробормотал Макс.
Всю обратную дорогу до кондитерской мы тоже одолели бегом. Доминик стоял возле входа, болтая с сестрой Толстого Мои, хорошенькой брюнеткой, недотрогой Долорес. Мы все втайне были от нее без ума. Через ее левое плечо были перекинуты балетные тапочки. Увидев нас, она холодно улыбнулась и поздоровалась только с Косым.
— Здравствуй, Хай, — сказала она. — Ты не мог бы сегодня вечером поиграть для меня, пока я буду заниматься?
— Конечно, Долорес, с удовольствием. — Радость переполняла Косого. — Когда угодно, когда угодно, для тебя — когда угодно, — восторженно зачастил он.
Они направились в заднюю комнату кондитерской. Мы прошли вслед за ними и стали наблюдать, как Долорес надела тапочки и начала выполнять упражнения под музыку, которую наигрывал Косой. Ее танец захватил меня. Я как очарованный следил за каждым ее па и пируэтом, за легкими грациозными поворотами. Она остановилась, чтобы отдышаться, и села поболтать с Косым.
— Эй, Долорес! — окликнул ее Макс. — Эге-гей — это для лошадей. Ты с кем разговариваешь? Думаешь, что с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне так обращались.
Она повернулась к Максу спиной и продолжила беседу с Косым. Приятная дрожь пронзила мое тело. Я впервые испытал сладкий до боли приступ восхищения и безумной влюбленности в Долорес. Это было чистое, возвышенное чувство, совершенно не похожее на те ощущения, которые я испытывал по отношению к Пегги и другим соседским девчонкам. Глядя на изящную и независимую позу, с которой она сидела на стуле, я подумал, что она походит на танцующего ангела, на что-то совершенно неземное. Да, так оно и было. Я любил Долорес Улыбаясь, я подошел к ней.