— Артисты-то откуда?
— Из Москвы!
— Не ври!
Он поклялся. И она ответила: ладно, раз московские артисты, она останется. И тут же вспомнила, что не для того приехала и пришла сюда.
Он уже снял с гвоздика свою пилотку, но она окликнула его:
— Паша! Я тебе только расскажу...
— Потом, а? — попросил он, то ли спеша, то ли догадавшись, о чем она, и враз испугавшись, как еще не пугался. — Что ты мне расскажешь?
— Такое, что песенка, спетая тогда, в камышах, цветочком тебе покажется. Слушай, лейтенант.
— Не хочу! — оборвал он так, что она даже вздрогнула.
— Что значит — не хочу? Хочешь!
— Времени нет, Асенька! — прикрылся он.
— Ах, времени нет! А когда будет?
— Никогда, — спокойно ответил он, и это было его последним решением, которому по армейским порядкам надо подчиниться как последнему приказу.
Но она вспомнила слово, брошенное на Протоке, и снова из последних сил крикнула:
— Заткнись! Благородненький! Уж очень у тебя все просто.
— Конечно, проще пареной репы, — согласился он и передвинул кобуру с бока на живот. — Вот пистолет. И еще хоть слово об этом — застрелю. Я серьезно.
— Ха-ха!
— Я сказал, не шучу.
Было что-то такое в его голосе, что заставило ее насторожиться. И она спросила еле слышно:
— Почему так, Паша?
— Потому что я тебя люблю.
Выражение огорченной беспомощности появилось на ее лице. Она ведь хотела, чтобы было лучше, а он не соглашался, мешал ей. Как же быть-то, что делать?
— Тут война, а он, видите, влюбился!
— Не железки ж воюют.
— К черту твою любовь! — набрав голоса, прохрипела она, но на этом голос и кончился, и она прошептала: — Очень уж нежная это штука, Паша. Совсем не для войны.
— Дурочка, — сказал он, надевая пилотку, — это война совсем не для любви.
— Ишь ты! — снова зашлась она так, что даже закашлялась. — Перевернул!
— А как же! Эта штука посильней войны.
— Почему? — неожиданно засмеявшись, спросила Ася.
— Да... хотя бы потому, что вечная. А война вечной не бывает... Оставить табачку?
Ася помотала головой.
— Спи, — сказал он и плотно придвинул за собой жидкую дверь.
— Паша! — позвала она, но он уже ушел.
Где-то в глубине еще хотелось посмеяться над ним, но почему-то вдруг самой себе улыбнулась от счастья, как полоумная. Ася вдруг перестала бояться слова «любовь». Это выше неба? Чепуха! Это здесь, на земле.
Зеленели вокруг деревья. Такие же кудлатые, как возле этого сарая, они во все стороны разбегались по станичным улицам. И трава. Она простегала тонкие полоски на месте павших заборов. Когда приезжаешь с передовой, да еще из камышей, окружавших тебя не один день, даже хуторок кажется неправдой, полной жизни. А станица и вовсе представляется большим городом. Но сейчас ей словно подарили целый мир...