Люди они прекрасные. Одно только: они — часть механизма, техники, которые могут в любой миг сработать и тогда «наступит апокалипсис, и уже ничто, ничто на свете не будет иметь значения». Но они не только часть машины, техники, а и доктрины. Той «доктрины сдерживания», «возмездия», на которой полвека держалось неустойчивое равновесие жизни и смерти на планете. И которая, конечно же, погубит планету — это сегодня ясно многим, очень многим.
Но кажется, все еще не ясно автору книги. Вот в чем мое несогласие с ним. Такое же открытое с ним, с французом, как и с некоторыми моими соплеменниками.
И капитан субмарины, и доктор (явно — сам автор, хотя и не имеем права настаивать на полном «идейном» тождестве), и некоторые другие персонажи за пределы, за рамки «доктрины сдерживания» выйти не способны. «Верно, — говорит капитан, словно угадав мои мысли. И, помолчав, добавляет: — Это верно, мы стоим на краю пропасти. Но с другой стороны, осознание надвигающегося позволяет нам дать отпор силам зла».
«Я — твердый сторонник политики устрашения. Я понимаю ее необходимость. Я принимаю весь сопряженный с нею риск. Но от этой фразы спина у меня холодеет. Я думаю о ракете противника, которая в это же самое время „достигает земной поверхности“ в той точке, где находятся мои близкие».
Вещь писалась, когда еще автор мог сказать (устами одного из близких ему персонажей): «…наилучшим курсом был бы курс на разоружение. Но Франция не может остаться безоружной в мире, где все вооружены до зубов. Чтобы начать разоружение, нужно дождаться инициативы США и СССР. А они, к сожалению, и не помышляют об этом…»
Тогда «не помышляли», сегодня уничтожают несколько классов смертоносных ракет и боеголовок. Поняв безнадежность, аморальность ситуации, когда человечество стало заложником доктрины, обещающей лишь всеобщую гибель от неизбежной случайности, если не злой воли.
Ну, а Франция, Англия, остальные «ядерные»? Насколько готовы они, общественное мнение этих стран, — подхватить и продолжить?..
Вот тут-то и встает вопрос о роли литературы. Вчера роман-репортаж Мерля вполне отражал ситуацию, как она виделась из Франции. Отражал, а не опережал. В этом весь вопрос. Не опережать в этих делах политиков, военных (и своих тоже) литература не имеет права. Обязана опережать. А иначе своего долга перед человеком и человечеством не выполнит. Неотменимого долга в условиях ядерной угрозы.
Будучи на сессии ЮНЕСКО в 1987 году, я снова и снова в свободное время проходил по залам Лувра и всякий раз выходил оттуда с чувством сродни тому, какое оставил во мне роман-репортаж «Солнце встает не для нас»: слишком много Наполеона, военно-государственного престижа! (Даже в одном из выступлений на сессии решился об этом сказать прямо в лицо хозяевам.)