— Нет, не хочу, оно того не стоит, товарищ сержант! Это какое-то д-дурацкое шпанье, я даже не знаю, чего они ко мне привязались!
О попытке стряхнуть с него деньги Лук рассказывать поостерегся, тогда шанс попасть в отделение резко бы возрос и совершенно неясно — не забудется ли по дороге в отделение, что его привели показания давать, а не в обезьяннике сидеть, ожидая вытрезвительный «луноход»?
— Угу. Ну, а как ты собрался в таком виде по городу идти? Где живешь, далеко?
— На Васильевском, — ляпнул Лук и тут же пожалел, что сказал правду…
— Ё-мое, далеко. И как же ты пойдешь, такой красавец? Что-то от тебя, по-моему, винишком давит? И даже ведь сильно разит!
Плохо дело. Случайные свидетели за ним в ментовку не пойдут, чтобы объяснить, как тут оно все было… а там… вот ведь попал…
— Товарищ сержант, я его провожу. Мы с ним в одном дворе живем, и нам по пути. Сейчас «тачанку» возьмем, и я его доставлю в лучшем виде!
Старший патруля обернулся в сторону заступника, ощупал его наметанным взглядом: трезв, нормален, очень молод, прилично одет…
— Это, что ли, ты за него вступился?
— Я, товарищ сержант. Мимо проходил, смотрю — наших бьют. Что же мне, отворачиваться? Гнусные ребята, пятеро на одного. А как увидели, что не один — сразу разбежались.
Заверещала милицейская рация, и сержант отвлекся, стал отвечать-докладывать. Все это недолгое время Лук молчал, наитие так и подсказало ему: ни слова! — и тогда, может быть, отвяжутся.
Рация умолкла, но сержант возобновлять беседу не стал: козырнул небрежно, отвернулся от места происшествия и оба милиционера молча пошли прочь, «реагировать» на очередной сигнал. Рассеялась и толпа, предоставив молодых людей самим себе.
— Спасибо, брат, выручил, дважды тебе обязан! Но что-то я… не припомню… да и где там во дворе…
— Я соврал насчет соседства. Меня, кстати, Валера зовут.
— Лук. — Лук пожал протянутую ладонь и опять удивился ее твердости и ширине.
— Иначе бы они тебя подмели, это точно. Я что предлагаю: я здесь неподалеку снимаю комнату, это совсем рядом, пешком не более пяти минут. У меня ты умоешься, приведешь себя в порядок, и тогда уже… А иначе не доедешь, не те, так эти заберут.
Лук с детства научился испытывать недоверие ко всем проявлениям доброты и бескорыстия со стороны окружающих, но в данном случае, по здравому размышлению, взять с него нечего, кроме порванной рубахи и обвалянных в пыли джинсов… Сейчас начнется дождь и пыль станет грязью… Пить хочется невмоготу.
— Спасибо. А… это удобно?
— Там еще две семьи, но обе укатили на дачу на выходные.