Любой компромисс опасен, поскольку подспуден, и, закончив исповедь, Морис должен навсегда исчезнуть из мира, который его взрастил.
— И еще я должен сказать тебе, что сделал он, — продолжал Морис, стараясь скрыть свою радость. — Он ради меня пожертвовал карьерой… без гарантии, что я пожертвую чем-то взамен… и еще недавно я и правда не стал бы… До меня всегда медленно доходило. Я не знаю, было ли это с его стороны платонизмом, или нет, но он это сделал.
— Что значит — пожертвовал?
— Я сегодня ездил провожать корабль… Его там не было…
— Скаддер не сел на пароход? — закричал сквайр в негодовании. — Эти людишки просто невозможны. — Затем он замолчал при мысли о будущем. — Морис, Морис, — сказал он с некоторой нежностью. — Морис, quo vadis?15 Ты сходишь с ума. Ты совершенно потерял чувство… Могу я спросить, намерен ли ты…
— Нет, не можешь, — оборвал его Морис. — Ты принадлежишь прошлому. Я расскажу тебе все вплоть до этой минуты, но больше ни слова.
— Морис, Морис, ты мне чуточку небезразличен, и тебе это известно, иначе я не стал бы терпеть всего, что ты мне наговорил.
Морис разжал ладонь. На ней лежали светящиеся лепестки.
— Я и правда тебе небезразличен — чуточку, — согласился он, — но я не могу всю свою жизнь полагаться на «чуточку». Равно как и ты. Ты связал свою жизнь с Анной. И тебя не заботит, платонические у вас отношения или нет, ты знаешь только, что они достаточно крепкие, чтобы связать с нею жизнь. А я не могу рассчитывать только на те пять минут, что ты уделяешь мне от нее и от политики. Ты готов сделать для меня все, что угодно, только бы не встречаться. Так было целый год. Весь этот адский год. Ты стараешься отказать мне от дома и предпринимаешь бесконечные попытки меня женить, чтобы тем самым сбыть меня с рук. Я действительно небезразличен тебе лишь самую малость, я это знаю! — прикрикнул он, ибо Клайв протестовал, — и не о чем тут говорить, ты меня не любишь. Когда-то я был твой до гроба, но ты не захотел меня сохранить, а теперь я уже другой… Я не могу вечно скулить… а он — мой, в том смысле, который тебя шокирует, но почему бы тебе не перестать ужасаться и не заняться собственным счастьем?
— Кто научил тебя говорить подобным образом? — выдохнул Клайв.
— Если кто и научил, то это ты.
— Я? Ужасно, что ты приписываешь мне такие мысли, — не унимался Клайв. Неужто он развратил интеллект младшего по духу? Он не мог осознать, что они с Морисом оба вышли из того Клайва, который был два года тому назад, только один шел путем респектабельности, а второй — дорогой бунтарства, равно как не мог осознать, что впредь им суждено стать еще более непохожими. То была выгребная яма, и один вдох из нее во время выборов погубит его. Но он не должен уклоняться от выполнения своего долга. Он должен спасти старого друга. Чувство героизма захватило его; он начал прикидывать, как можно заставить замолчать Скаддера и не окажется ли тот вымогателем. Сейчас было слишком поздно обсуждать пути и способы, поэтому он пригласил Мориса поужинать с ним на будущей неделе в его клубе в городе.