— А я, знаешь ли, не любопытен. Это ты, наверное, частенько туда лазаешь и занимаешься глупостями, глядя на них? Это, кажется, сеансом называется.
— Ну, пока тебя не «распечатал», бывало и такое. Но я давно уже там не был.
— Какой ты иногда бываешь пошляк, Сережа, — не вытерпел я и сказал ему, что я думаю по поводу его выражений. — И на чердаке, если тебе приспичит, меня не трогай: там полно стекловаты — будет, я думаю, не в кайф.
— Да… Надо бы, сынуля, мне твою попу поберечь, она у тебя такая славная. Да?
— Ну, раз ты так считаешь, — отозвался я в тон Сергею, — то…
— Я хочу тебя в любую минуту, в любом месте и в любом виде, хоть и на облаках.
— Даже если эти облака из колючек?
— Да. А что?
— Я не имею ничего против. Только я чувствую, что мы с тобой конкретно «влипли» в это дело. Что мы будем делать, если на воле с девками будет не в кайф? Захочется с парнем, а где его взять? Так ведь можно и до самой смерти мучиться.
— Будем ездить в гости друг к другу.
— Ага. Как на случку — раз в год, да?
— Ну, зачем такие мрачные мысли?! Это же элементарная арифметика. Вот сколько у нас на зоне тех, кто трахается по собственному желанию? Из сотни, я думаю, человек 5–6, то есть каждый двадцатый. Вот столько же примерно их и на свободе. Если очень захотеть, то можно найти себе друга.
— Сережа, — спросил я вполне серьезно, — мы что, стали настоящими гомосексуалистами?
— Ну, во-первых, не мы первые, не мы последние. А во-вторых, есть более подходящее слово — бисексуалы. Но я скажу тебе одно: если бы мне предложили выбор — ты или десяток классных девок, я выбрал бы тебя, даже не глядя на них. И знаешь, почему?
— Знаю. Только я выбрал бы тебя — и лучшую из этого десятка.
— Вот это и есть самая настоящая бисексуальность, когда и с девочками, и с мальчиками хорошо.
— А ты где всей этой премудрости набрался?
— Я, знаешь ли, все эти годы не только точил и пилил, а и книжки умные читал. И тебе советую. Когда освободишься, найди литературу на эту тему. Можешь и с «политиком» нашим об этом поговорить, уж он-то знает.
— А почему ты так считаешь, что он знает?
— Он мне как-то сказал, что хочет написать книгу о тюрьме на воле. Он так и сказал: книга будет называться «Парадоксы тюрьмы и гримасы свободы».
— А бисексуальность тут при чем?
— А при том, что в изоляции человек не перестает быть человеком, и в физической близости с товарищем по несчастью прежде всего ищет применения своим лучшим чувствам и качествам, которые были свойственны ему на воле. А животным такой секс в тюрьме, да и в армии, я думаю, тоже, делает традиция нетерпимости. Для случки, как ты говоришь, я мог бы вытащить из нашего гарема того, кого захотел бы я. Но мне нужно не хотеть, хотя и это важно, а любить человека, доверять ему, защищать его, помогать ему, беречь его от любого зла в этом гадюжнике. И я встретил тебя, вот. А как там со мной, с нами будет на воле — один Бог знает. Мы оба еще так молоды, Саня! Конечно, каждому нормальному человеку хочется иметь свою семью, свой угол, уют, домашнее тепло. Но здесь ты — моя семья. И отдаешь мне вместе со своим прекрасным телом свою чистую душу, а я взамен окружаю тебя моим теплом и защитой.