По моему знаку униформисты с помощью особого устройства подбрасывают тебя на высоту пятиэтажного дома, то есть под самый купол цирка.
Там ты, дрожа от страха и наложив полные подштанники (не надо было обжираться!), со всеми возможными предосторожностями закрепляешься на малюсенькой реечке и, раскорячившись, как корова, ждешь моего следующего сигнала.
Публика в едином порыве выпускает из своих легких весь воздух, который накопила, пока наслаждалась музыкой выдающегося композитора. В цирке воцаряется гробовая тишина.
Все ждут и надеются, что опасный номер закончится гибелью артиста: такова гнусная природа среднестатистического обывателя.
Но вот сигнал подан, и ты, вопя, как резаный, бросаешься вниз.
И когда кажется, что еще мгновение и сбудутся чаяния публики, и ты брякнешься оземь и разобьешься в лепешку, на арене невесть откуда появляются пожарные.
Они быстро и ловко растягивают брезент, и ты, вместо того чтобы по жопу уйти в опилки, мягко приземляешься на импровизированный батут. Зал, в глубине души разочарованный, тем не менее, неистово рукоплещет!
Ты раскланиваешься и незаметно отряхиваешься. Твое лицо расплывается в счастливой улыбке.
Но радуешься ты преждевременно!
Ты спасен лишь для того, чтобы принять участие в следующем номере программы. Куда более рискованном!
— А сейчас, почтенная публика, — опять кричу я во все горло, — вас ждет незабываемое зрелище! На арене нашего цирка сегодня и всегда: рус-ска-я лю-би-мая на-род-на-я забава — борьба с жидом!
Опять цирк взрывается жизнерадостной музыкой Дунаевского. Гремят аплодисменты.
И тут в боковом проходе появляется курносый мужик с вилами…"
"Ты с ума сошел! — перебил я Карла. — Откуда у тебя этот балаганный наряд?"
"По правде говоря, я сначала подумал, что принесли из чистки костюм, который я изгваздал на прошлой неделе, когда при выходе из питейного заведения под фривольным названием "Кёниглихен айер", что дословно переводится как "Королевские яйца", падая, застрял в кустах жимолости…
Итак, ставлю я коробку на стол, разрываю бумагу, и тут слепит меня огонь златой.
И тотчас все помутилось пред очами, поплыли какие-то фантастические позументы, заструилось золотое шитье, засверкали эполеты и ярче солнечного света воссияли фельдмаршальские лампасы…
Я чуть не ослеп от всей этой неземной прелести!
Ну, думаю, портье ошибся и… А, оказалось, презент предназначался мне. И тут я, признаюсь, не удержался и решил примерить. Во мне проснулась душа артиста.
Взгляни, там, в коробке, визитка и письмо на розовой рисовой бумаге, пленительно пахнущее духами одной моей бывшей возлюбленной. Впрочем, ты ее знаешь. Это парижанка с простым русским именем Аделаида".