В культуре же почти параллельно Унгерну Россия знала другого носителя "фашистского стиля" -- поэта Hиколая Гумелева. Холодность, внутренн?е одиночество, предельное совершенство пластической формы, предельная, экстремальная связь поступков и фраз, действий, формул и жестов, подчеркнутый эстетический и экзистенциальный вкус к героизму -- все это делает из Гумилева классическую фигуру для анализа Мелера , быть может во многих аспектах еще более законченно фашистскую, нежели Готтфрид Бенн. Гумелев постоянно акцентирует "юность и смерть" (к примеру, в стихотворении "Скрипач"), "темный ужас зачинателя игры", т.е. то глубинное архаическое чувство, которое движет фашистом в его рискованном деянии, "утверждающем миры". Подчас у Гумилева даже возникают итальянско-фашистские, римские образы (стихотворение "Ромул и Рем"), где обнажается та же классическая пара -- "созидание и смерть". Сама гибель Гумилева -- эта ясное и жесткое исполнение фашистского завета Hицше -- "Умирай вовремя!"
В "революционном" лагере также были носители фашистского стиля. Фашистом, безусловно, был эсэр Савинков. Его знаменитая фраза: "не бремя долга, но радость игры. Я не говорю: я должен. Я говорю: я так хочу. Почему? Hе все ли равно. Я так хочу. Пью вино цельное. Ибо мой предел -- алый меч." Показательно, что он очутившись в эмиграции политически был некоторое время увлечен фашистскими идеями в первую очередь из-за очевидного сходства темперамента и внутреннего экзистенциального типа.
Среди деятелей "пролетарского" искусства к представителям "фашистского стиля" ближе всего стоят Филонов и Маяковский, оба сторонники футуризма, холодного стиля, оба -- дэнди в жизни, погруженные в поиск экзистенциальных, предельных опытов. Образы Филонова по-фашистски внегуманны, это знаки холодных объектных реальностей, схваченных прямо, без опосредующей и сглаживающей цензуры гуманистической культуры. В некоторых работах ("Пир Королей", к примеру) Филонов прямо апеллирует к той "новой иерархии", о которой говорит Юнгер. Вообще, полотна Филонова ближе всего стоят к немецкому экспрессионизму из русских авангардистов. В отношении "фашизма" Маяковского следует быть гораздо осторожнее, так как для настоящего представителя "фашистского стиля" он слишком ангажирован в богему и слишком криклив.
Это лишь несколько примеров, которые, на наш взгляд показывают насколько точна типология, разработанная Армином Мелером и насколько она применима для рассмотрения культурно -политических реальностей, на первый взгляд, предельно далеких от того, что ассоциируется обычно с термином "фашизм".