Вот почему он подумал, глядя на Мишу: болен. Женька постоянно был в его мыслях.
«Неужели я скучаю? – удивился он. – Врезать бы ему по этой башке… Пирамидальной или башенной. Орлову, конечно, а не Мишке. Мишка здесь ни при чем».
Но врезать было лениво. Даже думать об этом лениво. Так, для профилактики. Чтобы Женька Орлов в его мыслях был всегда со знаком минус.
Невольно он покосился на Мишу.
Двоюродный брат не относился к людям, которые с первого взгляда вызывают симпатию. Возможно, у Миши масса других достоинств, но с внешностью не повезло. Вот ведь как бывает! Гад гадский Женька Орлов мгновенно располагает к себе людей, потому что красавец. Даже убедившись, что он гад, ему все равно многое прощали, а женщины так вообще отпускали все грехи. Миша, скорее всего, и не знал, что такое женщины. То есть теоретически знал. Но практически…
– Ты не женат? – спросил Саша, чтобы проверить свою догадку.
– Какая тебе разница? – раздраженно ответил тот.
– А сколько тебе лет?
– Саша! – укоризненно сказала мама. – Вы же росли вместе!
Он с сомнением посмотрел на «головастика». Память ничего не подсказала.
– Да где ж ему помнить? – хмыкнул Миша. – Я ж ему мешал с Валькой Беловой целоваться! Мне на карусели хотелось кататься, а они от меня в кусты прятались.
– Какая Валька? – удивился Саша. – Вальки не помню.
– Тебе было десять лет, – улыбнулась мама. – А Мише семь. Мы приезжали сюда отдыхать.
– В десять лет у меня уже были дурные наклонности?! – притворно ужаснулся Туманов.
– Ей-то было тринадцать, – усмехнулся Миша. – Это она тебя в кусты тащила.
– Какой ужас! Я надеюсь, она замужем?
– Развелась, – коротко ответил двоюродный брат.
– Ну все! Я пропал! – притворно ужаснулся Саша.
– В ней сейчас весу не меньше центнера, ты ее и не узнаешь, – предупредил Миша. – Растолстела – жуть!
– Спрячем тебя в санатории, – пошутила мама.
Тетя Марина странно хихикнула и полезла в сумочку за зеркальцем, потом за платочком, за пудреницей…
Саша замолчал и стал смотреть в окно. Городишко был разлапистый и разномастный, как беспородный пес, да к тому же неуютный, возможно потому, что вокруг расстилалась голая степь. В центре и в микрорайонах, которые называли «новыми», хотя построены они были полвека назад, дома стояли многоэтажные, со всех сторон облепленные свечками пирамидальных тополей, вершины которых порою оказывались вровень с крышами. А на окраинах, где и обитала большая часть жителей, стояли добротные кирпичные особняки вперемежку с убогими лачугами, в окружении плодовых деревьев, скопление которых язык не поворачивался назвать садами. Несмотря на то что вокруг простиралось гигантское пустое пространство – степь, дома эти плотно лепились друг к другу и стояли на клочках земли, причем особняки нагло наползали на лачуги. Здесь, похоже, шла непримиримая война за каждую сотку.