Сердце моего Марата (Левандовский) - страница 183

«…Эта комедия означает, что свободу похоронили. Цена вновь избранным законодателям совершенно такая же, как и прежним…»

Чтобы оценить смелость этих слов, замечу, что почти одновременно Дантон, неустрашимый Дантон, заявлял в Коммуне:

— Я буду всеми силами поддерживать конституцию, только конституцию, поскольку это значит защищать равенство, свободу и народ…

А неподкупный Робеспьер начал издавать газету, которую назвал «Защитником конституции»…

Да, Марат ни при каких условиях не желал стать житейски-благоразумным. И поэтому, хотя новое Собрание амнистировало всех политических деятелей и журналистов, проскрибпрованных после дела 17 июля, на Марата эта амнистия фактически не распространилась: легионы ищеек вновь шли по его следам, заставляя несчастного по-прежнему петлять и перебираться из убежища в убежище. В этих условиях «Друг народа» стал выходить все реже, а затем, после 15 декабря, его издание и вовсе прекратилось: у Марата иссякли силы и средства, он не имел больше ни типографии, ни помощников.

И тогда пришла Симонна. Она оставила прежние колебания: его нужно было спасать. Вместе с теплотой и любовью она принесла ему свои небольшие сбережения, отложенные за годы тяжелого труда. Марат принял щедрый дар своей великодушной поклонницы; и эти терпеливо собранные гроши оказались ценнее золотых слитков, ибо они пришли вовремя: они помогли Марату перевести дух и дождаться более существенной помощи от патриотических обществ.

Читатель, конечно, может, и вполне резонно, заинтересоваться: а где же в это время были мы, его единомышленники, ученики и помощники? Почему одной слабой девушке пришлось заменить когорту здоровых и сильных молодцов? И куда же девались эти молодцы?

Спешу ответить на все вопросы.

Во-первых, извините, читатель, но вы должны бы знать, что в некоторых случаях слабая девушка может оказаться сильнее Геракла. А во-вторых, нашей славной когорты практически больше не существовало. Правда, Фрерон, Демулен и другие после амнистии начали понемногу возвращаться, но каждый из них был но горло занят собственными делами и бедами. Мейе тщетно толкался в двери театров в поисках заработка. Ваш же покорный слуга на время вообще оставил политику: я как раз закончил свой курс, успешно сдал все экзамены, и Дезо отправил меня на несколько месяцев стажировать в госпитале города Мо. «Хватит прятаться за чужой спиной», — ворчал он, намекая на мою ассистентуру в Отель-Дьё, где без него я не провел еще ни одной самостоятельной операции. Отказаться от этого поручения я не мог, когда же принял его, новая работа в чужом городе, среди чужих людей поглотила меня целиком. В течение ближайшего полугодия я лишь несколько раз побывал в Париже, и то, исключительно из желания хоть мимолетно повидаться с моим учителем и Луизой…