Марк промолчал. Профессор выжидательно посмотрел на него и продолжал:
— Вот вы пришли, чтобы я вас уморил для пользы науки. Стало быть, вы верите в науку. А в счастье вы верите?
— Какое может быть счастье? — горько усмехнулся Марк. — Может быть, оно и есть, да не для нас. Мы живем по неписаным волчьим законам: интриги, зависть, обман… Четыре месяца я был совсем без работы, а теперь таскаю тюки на пристани. Каждый день, вставая, я должен заботиться о куске хлеба для себя, матери, сестры, думать о дровах, башмаках, о скверном костюме, который уже разваливается. Как все несправедливо, как тяжело!
— Вы обиделись на жизнь? Стыдитесь, юноша, — сказал Рей, значительно подняв палец. — А ведь вы могли бы сочинять справедливые законы или что-нибудь в этом роде…
Марк не отвечал. Он оглядел комнату — одни бумаги. "Небогато живет старик, — подумал он, — даром что знаменитость. Вот взялся воспитывать, утешать. Обычные песни».
Марку была неприятна уверенность старика, и он думал о нем почти с ненавистью. Не стоило приходить сюда, глупо вышло. Старик зарылся в старые книжки, пожалуй и во сне видит одних бактерий.
— А вы, профессор Рей, счастливы? — спросил Марк. — Я вижу, ваши микробы плохо вас обеспечивают.
— Да, мой друг, — вздохнул Рей, — чистая наука в наши времена не дает доходов. Вот если бы я занялся заказами военных, разве у меня такая была бы лаборатория, как сейчас? Вы слышали о Дрейдене? Когда я учился, он был у нас самым бестолковым. Болтун и распутник. Он построил какой-то смертоносный снаряд и теперь благоденствует. А Климер! Помню, как мечтали мы с ним о лучшем устройстве мира… Теперь у него подземная лаборатория, он испытывает там все виды лучевой болезни, возникающей при атомном взрыве… Я же вынужден все делать на собственные скудные средства. Чахоточная обезьяна из зоопарка, нужная для опытов, стоит мне почти двухмесячной пенсии. Но я счастлив. В работе над энзимами столько волнения, столько прелести…
— Простите, я слышал, что вы работаете над ферментами?
— Это одно и то же.
Марк покраснел, уличенный в невежестве.
— Вы не можете себе представить, — продолжал Рей воодушевляясь, — как это интересно! Вообразите, что в самых недрах вещества идет реакция, сталкиваются внутренние силы, идет перегруппировка молекул и атомов. Вещество пересоздается по незыблемым законам, и кто, казалось бы, может вмешаться в это кипение, которое не только не увидишь ни в один микроскоп, но и представляешь себе лишь в отвлеченных символах? Но вот я помещаю рядом кроху другого вещества — и все меняется: силы многократно умножаются, молекулы скачут на свои места, как блохи, если до того они едва плелись. А эта волшебная кроха — она ведь не расходуется и не растет, она не изменяется — словом, стоит в сторонке. Она действует тем, что существует. Это катализ. Даже в простейшей неорганической химии катализ — это чудо, а что же сказать про катализ веществ жизни! Раньше полагали, что катализатор хоть на время вступает в реакцию, дает промежуточные соединения, а потом восстанавливается. Но нет, это не подтвердилось. Наша кроха действительно не меняется, все изменяя вокруг себя… Так вот, энзимы — это и есть катализаторы органических процессов, самые удивительные вещества жизни…