* * *
Когда оно поднялось — Увальд всё ещё плыл, хотя в плечах и ногах свинцовыми шарами перекатывалась усталость. Холода и своих губ он уже давно не ощущал и не мог представить, какими замедленными кажутся его движения со стороны.
Дважды он останавливался и отдыхал — качался на воде, лёжа на спине и глядя в постепенно начинающее светлеть небо. Но во второй раз усталость сморила его — и уснувший мальчишка едва не захлебнулся.
Восходу солнца он не радовался. Во-первых, оно осветило мир и стало ясно, как же далека ещё его цель. Во-вторых, вместе с ним пришёл северный ветер, поднявший волны, на которые часто и бездушно посыпалась снежная крупка из рваных полосок туч. Она секла руки и плечи пловца, когда он приподнимался над водой. Мир виделся чужим, враждебным — и казалось, что мальчишка потерялся в море, как в лесу, и будет плыть бесконечно. Одиночество становилось невыносимым — и — как итог! — пришла спасительная и соблазнительная в своей жути мысль: просто перестать двигать руками и уйти в воду, пошире открыть рот... Это будет не так уж долго и почти не больно. Во всяком случае — быстрей и безболезненней, чем вот так вот плыть и плыть в никуда, когда тебя то обнимает холодная вода, то секут ледяные ветер и снег. А там будут ворота Дьяуса...
Остановила его не боязнь смерти. И не страх, что Дьяус прикажет гнать за порог того, кто упал под тяжестью взятой на себя заботы. Помешала уйти мысль о тех, кто остался на острове Эргай, там, за спиной. И, стиснув зубы, он продолжал плыть, вспахивая воду так, как плух вспахивает землю — тяжко, медленно... Только вот железный плуг не устаёт.
А море, как большой зверь, сам не осознающий своей силы, то подбрасывало, то опускало его, накрывало волной — и каждый раз становилось всё трудней выгребать к бледному утреннему солнцу... Сил оставалось лишь на то, чтобы держаться на воде, а море само несло его... куда? Он не знал и не хотел знать. Он выгребал из-под норовивших прихлопнуть его волн, хотя и разум и тело кричали ему, что это бессмысленно. Почему он плыл? Увальд не знал и этого. Он не знал даже, как его зовут...
...Ударившись ногами о дно, мальчишка едва не утонул на глубине по колено себе. Плыть тут было слишком мелко, а встать и идти — уже не было сил. Ценой чудовищного издевательства над собой он заставил тело встать на четвереньки и, по-собачьи высоко держа голову, выбрался на берег.
Да. Это были дюны по краю болот. Увальд помнил их по тому страшному походу.
И только теперь мальчишка понял, что он умрёт. Ветер сёк его, как сотня стальных прутьев, выбивал из окоченевшего, не могущего согреться тела последние искры жизни.