— Цунами! — заорал кто-то из стоящих на балконе, но я даже не обернулся.
Вода убегала от берега, словно где-то в центре Финского залива открыли затычку, и она хлынула в исполинскую подземную полость, и все же я чувствовал, знал: это не цунами. Дно залива стремительно обнажалось. Потоки убегавшей воды шевелили космы водорослей, серебристые струйки скатывались с круглых камней, тут и там вылезали на свет уродливые обломки бетонных блоков…
— Смотри, «Ракету» уносит! — вскрикнула Катя, указывая на рванувшийся от причала празднично-белый кораблик.
— Цунами! Спасайтесь! Бегите!.. — недружно завопили несколько человек, но на балконе никто не двинулся с места.
Стоящие на берегу тоже замерли, не в силах отвести взор от убегающей воды.
А потом… Я так и не понял, что же произошло потом. Поверхность отхлынувших от берега вод замерла, и они словно оледенели. Или остекленели. Они сгустились, подобно тому, как бульон превращается в холодец, сделались неподвижными и начали посверкивать противоестественным, жирным каким-то, ртутным блеском. И только тут до меня дошло, что сегодня я не видел над заливом ни одной чайки. Какую опасность ощутили чуткие птицы, пронеслось у меня в голове, что за мерзкий студень вспух на месте воды?..
И вновь над заливом пронесся то ли вздох великана, то ли хлопок — будто лопнул исполинский воздушный шар.
Студенистая масса снова стала водой, которая понеслась на берег. Но не было никакой угрожавшей людям волны, напротив, мне померещилось, что небо просветлело и прибывавшие воды приобрели сине-зеленый оттенок, свойственный южным морям. И меня неудержимо потянуло к вернувшимся водам, мне захотелось погрузить в них руки, омыть лицо и — чем черт не шутит! — если они окажутся достаточно теплыми, даже искупаться…
— Пошли в воду! — позвала меня Катя, на лице которой расцвела отсутствующая, бессмысленная улыбка.
Эта-то улыбка и вернула мне разум, живо напомнив о тревоге последних дней, предчувствии катастрофы, беспокойстве и страхе животных в зверятнике. О заявлениях пророков, предсказателей, экстрасенсов и прочей не заслуживавшей особого доверия братии, предрекавшей приближение некоего катаклизма. А также о более серьезных статьях врачей и социологов, отмечавших ненормально возбужденное состояние обитателей Скворцова-Степанова, Пряжки, Кащенко и других дурдомов. И когда с берега до меня донеслись восторженные вопли: «Ктул-ху! Ктул-ху! Ктул-ху!» — я, осененный блестящей идеей, присел перед кофром и вытащил из бокового кармана наручники, которые, по счастью, так и не удосужился выбросить после потери Красавчика. Защелкнул стальной браслет на Катином запястье, захлестнул цепь вокруг металлического поручня и замкнул на своем запястье второй браслет.