Фабиола (Уайзмен) - страница 38
Фабиола стала внимательно следить за Сирой, но не заметила в ней ничего особенного. Сира так же старательно исполняла свои обязанности, как и прежде, и вела себя с тем же достоинством. Постепенно в сознание Фабиолы стало проникать, что можно любить и невольницу, и что эта невольница — человек, и даже хороший человек. Фабиола стала верить и в привязанность рабыни, потому что Сира была постоянно внимательна к ней, даже нежна в тех пределах, которые допускали тогдашние отношения рабыни к госпоже. Все чаще и чаще Фабиола разговаривала с Сирой и заметила, что она получила не совсем обычное для рабыни образование. Она читала по-гречески, была знакома с лучшими сочинениями ученых, поэтов, правильно, даже изящно, писала как по-латыни, так и по-гречески.
Фабиола приказала Евфросинии дать Сире отдельную комнату и вскоре, освободив ее от обязанностей горничной, приблизила к себе в качестве секретаря и чтицы. Сира не кичилась этим, но осталась столь же скромной и доброй, как и прежде, особенно в отношении рабынь, своих прежних подруг, хотя они не заслуживали такого внимания, потому что завидовали ей и не желали ей ничего, кроме зла.
Когда Сира читала Фабиоле серьезные книги, между ними нередко завязывались и споры. Фабиола приходила в недоумение, когда Сира высказывала ей такие мысли, которых Фабиола отроду не слыхала и которые часто поражали ее новизной, а иногда и заключавшейся в них истиной.
Однажды Фабиола приказала Сире читать ей вслух вновь полученную из Рима книгу. Сира открыла ее, прочла несколько строк и опять закрыла. — Извини меня, — сказала она Фабиоле, — но мне бы не хотелось читать эту книгу. Писавший ее насмехается над всем, что должно быть дорого и свято для человека. Есть вещи, над которыми смеяться нельзя, которые должно чтить, пред которыми должно преклоняться.
— Ну что же, ты преклоняйся сколько хочешь, никто тебе не помешает, — сказала, смеясь, Фабиола, — всякий рассуждает по-своему.
— Конечно, это так, но есть вещи, которые все обязаны чтить, и о них не может быть различных мнений.
— Какие же это вещи?
— Уважение к добродетели и самоотвержению, отказ от порока и всякого зла, исполнение долга.
— Долга! Да, по правде сказать, я не знаю, где долг. По-моему, надо жить весело, пока живется, — все остальное пустяки и вздор.
— А по-моему, совсем напротив. Первый долг человека -любить и бояться Бога, второй — любить людей, как самого себя, наконец, есть еще долг в отношении к отцу и матери, к родным и друзьям. Смеяться над этим — преступление!
— «Бог», сказала ты, — но я Его не знаю. Я знаю богов и богинь, их много, им поклоняются в наших храмах невежды. Неужели ты думаешь, что я так глупа, что верю в существование Юпитера — громовержца или Минервы, богини мудрости, которая выскочила из головы Юпитера, своего отца, одетая в латы, или в Венеру, родившуюся из пены волн морских и удивившую весь свет своими похождениями?