Мучил Олега, выкручивал руки, пытал, требуя, чтобы он сказал, где штаб отряда и фамилию командира. Но он презрительно смеялся и мужественно отвечал только "Не скажу!" и "Ненавижу!". Никого не выдал и не проговорился. Вряд ли он предатель.
На станции привязал Серегу к скамейке и хотел допросить. Так и сказал: "Ну, будем исповедоваться?" Ирена подошла, отвязала его. Посмотрела как-то странно. "Спасибо" сказала.
В Кунье за мужество и храбрость сфотографировались у стенда "Лучшие люди района". Аня по наружной стене залезла на здание вокзала, оставила на выступающем кирпиче шифровку в центр.
Городок по-немецки чистенький и аккуратный, пустой. Висят плакаты оккупационных властей: "Немецкое командование просит русский народ выполнять приказы немецкого командования, не укрывать партизан и раненых красноармейцев. За явку с повинной гарантируется помилование."
Капитан Дещеревский подошел к кассе и сказал условный пароль:
- Мне надо 8 билетов до Москвы.
- Билетов нет. Подойдите через полчаса.
Отзыв был правильный. Через час разведчики под видом туристов занимали два купе плацкартного вагона. На одного человека документов не было.
- Да вы что, смерти моей хотите? - испугалась толстая проводница. - А если облава, гестапо, наконец? Меня же расстреляют! Прямо и не знаю, что с вами делать...
Это провал, поняли все. Или намек? Действительно, за 10 рейхсмарок проводница согласилась, чтобы ее расстреляли.
- Danke schon. Papiere ordnung. Sie kenen fahren.
Знала бы она, кого везет.
Поезд шел к линии фронта. Разведчики снова собрались в одном купе. У соседей - тихий шепот: "По сводкам - потери не так велики. Все воюют. Комендантский час ввели, документы проверяют... Когда ж эта война кончится. Все бомбят, бомбят, бомбят..."
Вагон был набит беженцами.
Скоро опять - волки с человеческими лицами и люди - с волчьими. Опять голодный паек. Ни мяса, ни масла, ни шоколада... Свои и чужие. И только в глубоком тылу можно понять, что всеми, и своими и чужими движет слепая вера в будущее счастье.
Ирена присела на краешек лавки и как могла жалобно спросила:
- Ну, вы нас с Серегой еще возьмете?
Суровым молчанием ответили разведчики и снова тихо запели песни о любви и о Родине.
А где-то позади вышла в эфир русская радистка и гнала открытым текстом к линии фронта шифровку, в которой даже Мюллер, шеф гестапо, ничего не понял.
"Восьмой - четвертому! У меня два гроба и девять жизней.
Срочно подготовьте дыру. Повторяю. У меня девять жизней!
У меня девять жизней.
У меня девять жизней..."
К О Н Е Ц