— Вы правы, дорогой Гийом, — с непривычной для официальной обстановки фамильярностью сказал коадъютор. Улыбнулся, деликатно зевнул, прикрыв рот пухлым кулачком. И вдруг резко, с неожиданном напором, рявкнул на мессира де Партене: — Сколько вы взяли себе? Отвечайте!
Два серых нормандских глаза как сверла. Небось более впечатлительных визитеров одним взглядом в обморок роняет.
— Вот, сударь, — Партене не смутившись извлек из разреза рукава колета два векселя. Положил на канцлерский стол.
— Вы понимаете, что украли деньги у короля? — еще более повысил голос Мариньи. — Это плаха, мессир!
— Как будет угодно вашей светлости.
— Он не боится, Ангерран, вы же видите, — фыркнул внимательно наблюдавший за сценой Ги де Ногарэ. — Оставьте. Стяжательство — смертный грех, равно и гневливость… Сколько там? Расписки на семнадцать тысяч ливров? Берите, сударь. Только ничего более не просите.
— Ваша щедрость не…
— Помолчите. Вы поступили неразумно. Вовсе не потому, что решили утаить векселя, на месте небогатого дворянина я поступил бы так же. В молодости. Вы попросту ничего по ним не получите — король своим ордонансом запрещает вывозить из страны золото, а бумаги принадлежат дому Аччаюоли нарушившему указ, их активы подлежат проскрипции на всей территории Франции. Предъявив векселя за пределами страны вы, Партене, тем более останетесь ни с чем — вас попросту прирежут как француза… В вашем лице отомстят мне, как грабителю без чести и совести, положившему начало разорению семейного предприятия сеньоров Аччаюоли. Понимаете?
— И этот человек говорил про стяжательство? — Мариньи неожиданно весело подмигнул, мгновенно сменив личину «злого» толстяка на образ толстяка «доброго». — Действительно, не будем настаивать — Жан де Партене проявил исключительное рвение… Значит, документы были обнаружены при обыске в командорстве храмовников Ла-Рошели?
— Да, ваша светлость.
— Протоколы инквизиции и описи это подтверждают?
— Совершенно верно, ваша светлость.
— Вы понимаете, что ваши слова будут проверены?
— Безусловно, ваша светлость.
— И зачем же в таком случае вы решили утаить часть… Собственности короля? — хищно усмехнулся Мариньи.
— Знал, что вопрос о том, сколько я взял себе непременно будет задан.
— Каково, а? — коадъютор расхохотался. Закашлялся. Схватил стаканчик венецианского стекла, отхлебнул. Снова прыснул, закапав красным туренским вином ковер. — Изумительная наглость! Далеко пойдете, шевалье! Ногарэ, вы заметили? Но все-таки шестьсот тысяч ливров! Наградите его, черт возьми!
— За вами будут присматривать, — бесстрастно проговорил канцлер, обращаясь к Жану де Партене. — Если вы неожиданно без меры разбогатеете и удерете из Франции — мне дадут знать, и тогда я найду вас даже в Индии или Катае. Обещаю, а обещания я держу…