Когда женщина, развернув мальчика на живот, ударила наотмашь ремнем по заголившейся розовой попке, от неожиданности он громко взвизгнул и попытался вырваться, но мать пока еще была сильнее его. Она стегала его ремнем и стегала, не замечая, как краснеет и вздувается тонкая детская кожа. Очень скоро она забыла, что наказывает сына за испорченную дорогую игрушку и испачканную нарядную одежду. Она вымещала на нем обиду за всю свою несложившуюся жизнь: за то, что ее бросил муж, за то, что ни один другой мужчина так и не захотел на ней жениться, за то, что вместо долгожданной девочки родился мальчик, и главное, конечно, за то, что этот мальчик, ее единственная отрада и собственность, вдруг так рано решил вырваться из-под ее крыла и зажить своей, непонятной ей мужской жизнью. Она била его, приговаривая:
– Вот не будешь впредь… не будешь впредь… не будешь…
В какой-то момент женщина вдруг поняла, что ребенок не кричит. Оглядев его красную горящую попку, она по-настоящему испугалась того, что сделала. Она отбросила ремень в сторону и перевернула сына на спину. Он вздрогнул, видимо, от того, что коснулся больным местом покрывала дивана, но глаз не открыл, а только сжал веки еще сильнее до появления чуть ли не старческих складочек. И женщина заголосила:
– Викочка мой! Сыночек мой ненаглядный! Ты должен простить свою неразумную мать! Я не со зла… Просто надо слушаться… Ты понимаешь: просто надо всегда и во всем слушаться свою мамочку…
Поскольку мальчик молчал, мать принялась целовать его лицо и даже грязные ручки. Он морщился и уворачивался, но она целовала и целовала с той же одержимостью, с которой только что порола его ремнем. В конце концов Вика как-то умудрился выскользнуть из ее рук и тут же забился в угол, поскольку выход из комнаты был для него отрезан шкафом, специально поставленным поперек, чтобы выгородить место для кукольного уголка.
– Ну что же ты, Вика! – укоризненно произнесла она и заплакала. Всхлипывая и размазывая слезы по лицу, она вдруг начала рассказывать шестилетнему сыну о том, как несправедливо обошлась с ней жизнь, как много страданий пришлось ей испытать. Она говорила, что он, мальчик Вика, дан ей в награду за все эти нечеловеческие муки, а потому должен быть хорошим и послушным. А если он будет хорошим и послушным, то она больше никогда в жизни не возьмется за ремень. А он, ее сын, конечно же, обязательно будет хорошим и послушным, поскольку он такой и есть. Именно таким она его воспитала по собственному образу и подобию. Она понимает, что дурному его научили гадкие дети во дворе, и потому он больше никогда не будет с ними водиться, не станет пачкать и мять свою красивую одежду и ни при каких обстоятельствах не будет носить во двор свои игрушки и другие хорошие вещи.