У этих сборищ был только один плюс: наказания. В последнее время преступлением считалось практически все. Смертью или хотя бы членовредительством наказывались распущенность, богохульство, накопительство. И даже непочтительный тон в разговоре с родителями.
Корнелиус тихо засмеялся.
«Может быть, так мне и следует поступить. Объявить сегодня утром о постыдном поведении Алисы, о проявленном ею неуважении. Посмотрим, захочет ли ее в жены дубильщик Таддеус, если ей отрубят нос!»
От этих собраний на площади была еще одна польза. Если наказания будут проводиться с прежней интенсивностью, то скоро на стенах не останется ни одного здорового воина и принц и епископ принесут наконец освобождение.
* * *
На главной площади Мюнстера, под сенью храма святого Ламберта, под слепыми взглядами дюжины последних предателей Слова, чьими головами были украшены зубцы стен, двенадцать колен Возрожденного Израиля собрались, чтобы приветствовать своего царя.
Жан и Фуггер ожидали вместе со всеми. Их окружали те, кто их поймал, – две дюжины нищих, обитавших под крышей здания, где больше никому не пришло бы в голову поселиться. Они схватили обоих пришельцев и быстро их связали. Они отняли у них оружие и обыскали их сумки. И в то же время никто даже не притронулся к продуктам.
– Все принадлежит всем, и все смогут вкусить от всего, – сказал им вожак с покрытым болячками лицом, когда Фуггер попытался купить их свободу обещанием продуктов. – Мы принесем это на собрание.
И пока все ждали, их поимщики с гордостью демонстрировали своих пленников, рассказывая любопытным о том, как они, пусть и нищие, сыграли столь важную роль в обороне города.
– Они пробрались сюда прошлой ночью, во время штурма, брат, – объяснил один из нищих любопытствующему. – Они – шпионы и явились, чтобы нас погубить. Но Господь поставил нас наблюдать в нужном месте и предал наших врагов нам в руки!
– Я все пытаюсь тебе объяснить, брат, – снова подал голос Фуггер. – Мы пришли, чтобы предложить свою помощь. Этот человек – великий воин… А!
Вожак занес руку, чтобы снова ударить его.
– Я же велел тебе молчать! Наш царь все решит сам. Он хорошо умеет отличать правду от лжи!
Фуггер не успел навлечь на себя новых ударов: у дверей храма затрубили трубы, и толпа рванулась вперед, к высокому помосту, увлекая с собой обоих пленников. Как только стихли пронзительные ноты сигнала, из храма появились двенадцать фигур. Они двигались под мерные удары барабана. На каждом были одеяния, которые любой мог видеть на фресках, украшающих стены церквей и соборов по всей стране. То были одеяния старейшин Израиля. Длинные одежды ярких пурпурных и золотых тонов ниспадали на землю. Голову каждого окутывало покрывало из белоснежного льна, каждый сжимал в одной руке пастушеский посох, а в другой – цеп. Они разошлись по шестеро налево и направо и встали перед помостом.