А ведь когда встретились – чуть не взвыла, за что мне такая обуза на мою голову, а ведь не бросишь. Сама тогда только оклемалась – ни мёда, ни сахара, заползла, как гадюка, под корни, скрючилась, сколько лежала – Единый только знает. И вдруг стало отпускать. Чувствую – будто корни вокруг – как руки ласковые, обняла одну такую руку, прижалась щекой – вроде даже тёпло человеческое почувствовала, как в детстве, когда Марисса перед сном меня обнимала. К утру – как огурец! И не зелёный и пупырчатый. Такая я с вечера была. А бодрячком, и жить захотелось! Схватила котомку, которую с собой втихаря от матери в сундук дорожный сунула и которую в беспамятстве отползая за собой тянула, обняла толстый ствол на прощание – спасибо, дерево, как звать тебя не знаю. И вприпрыжку поскакала от дороги подальше – до заброшенного тракта, что в соседнее графство вёл, а после набегов да погромов весь почти зарос.
Только на тракт выскочила – сидит горемыка, прямо на земле, сопли-слёзы по лицу размазывает, а одета… Декольте – до пояса, юбка на кольцах, башмачки атласные, с лентами, прям пастушка с ярморочных лубков. Волосы каштановые, локонами завиваются, в талии переломить можно, но все выпуклости по рангу положенные присутствуют, приташил как-то Кирин картинки срамные и в сарае при лучинке парням показывал, я-то у них за девку не считалась, какая из меня девка, если в штанах да рубахе, да тоща, да язва, каких свет не видел. Свой парень, друган, мне можно. Так вот на тех картинках такие вот крали с декольте во всяких позах с приличными господами такое вытворяли, что даже на моей бледной физии румянец пробился – так до ночи и держался.
Сама-то я постеснялась бы спросить, не из ТЕХ ли она. Спрашивать не пришлось – как только до ручья отвела, умыла, пелеринку дала на плечи накинуть, так и полилась сказка о бедной служанке – ручей отдыхает…
Была Элия из дворни соседнего графа, потомственная, так сказать служанка. Жила не тужила, хозяйство вести с малолетства была обучена, работы не чуралась, пока первая кровь не капнула. С тех самых пор мужиков к ней стало тянуть со страшной силой, и быть ей уж не девицей, если б не её дар до потери пульса собеседника забалтывать. Начинает очередной кобель липнуть – включается сплошной поток красноречия, пока у невольного собеседника глаза плёночками подёргиваться не начнут. Доктор местный со смехом сравнивал разрушительную силу её УГОВОРОВ с лёгкой контузией.
А вот просто поболтать она не то что любила – остановиться не могла, и если от собеседника опасности не было, разговор шёл весёлый, лёгкий, радостный. Умела она даже о своих злоключениях так рассказать – Джу пару раз по траве от хохота каталась, слёзы вытирала. А злоключения от смешных были очень и очень далеки…