— Оставь! Я сам! — ухмыльнувшись, остановил он попытку одного из местных данов снять с его плеча объёмный рюкзак. — Сам донесу, не старик.
После чего он принялся помогать сходить с лодки двум девицам, придерживающим полы длинных холщёвых юбок. Следом сошли несколько стрелков и молодых парней в простых рубахах грубого покроя.
— Ринат! — восторженно выкрикнул Брайан, с некоторым трудом пробравшись сквозь плотное кольцо зевак. — Ринат, наконец-то! С прибытием!
Белов принялся обнимать опешившего Саляева, который с удивлением поднял руки. Опустив рюкзак, он похлопал товарища по плечам:
— Брайан, ты это… Да ладно тебе! — усмехнулся татарин. — Стало быть, ты на меня больше зла не держишь, за то, что я твою задницу в тайге поймал?
— Да ну тебя, — махнул рукой расчувствовавшийся Белов. — Как всегда, испортишь всю торжественность момента.
— А коли торжественность, — хмыкнул Ринат. — То где оркестр, где почётный караул, я спрашиваю?
Тем временем, от берега, по направлению к фрегатам стали отчаливать лодки, баркасы и захваченная ранее шведская галера. По словам Саляева, на остров надо было доставить около тысячи человек.
— Два фрегата наши, — махнул он рукой в сторону моря, когда страсти уже улеглись, и пришло время убирать домашний скарб с множества повозок аренсбуржцев, чтобы из порта перевезти людей и грузы.
— Наши? — удивился в свою очередь Бекасов.
— Ага, — кивнул Саляев. — От щедрот королевских. Мы ему Гамбург — а он нам два фрегата. «Тролль» и «Беллуна».
— И всё? — изумился Брайан, оглядывая корабли в бинокль.
— Нет, — оскалился в улыбке Саляев. — Мы ему ещё на блюдечке преподнесли городишки Глюкштадт и Любек.
По мере того, как от фрегатов отваливали одна за другой лодки и прочие плавсредства, на берегу, помимо прибывших на отдых ангарцев, стали кучковаться группы бедно одетых людей. Количество их всё увеличивалось. Они сидели и лежали на траве, подложив под голову свои пожитки, держали на руках детей, тихо разговаривали и озирались по сторонам. Вид их был совсем не такой, как у русских крестьян — Белов вполне навидался предков, чтобы сделать такой вывод. Если у русских крестьян вид был невозмутимый, настороженный, даже лихой и они не лезли за словом в карман, то эти люди были явно не в лучшем моральном состоянии и морской переход был тут не при чём.
— Замордованные какие-то, — кивнул Белов на ближайшую группу переселенцев. — Откуда они? Немцы?
— Не, это не немцы! — махнул рукой Саляев. — Кася! — позвал он одну из девиц, что были с ним в лодке:
— Скажи воеводе, как имя твоего народа?