– Ногами в стену упрись! – прокряхтел Фокин.
– Упёрся! – удобно усевшись на Севку, заверил его Лаврухин.
– Пули не трать, сами утонут! – крикнули наверху.
Стрелять в них не стали, просто перерезали трос, на котором болталось ведро, но это было уже непринципиально, потому что Севка вовремя его отпустил и упёрся руками в скользкую стену.
Опыт скалолазания оказался бесценным. Плюс воля к жизни, как бронёй прикрытая сверху Лаврухиным, вес которого не казался тяжёлым от осознания того, что сверху всё-таки может прозвучать выстрел.
– На восток!!! – заорал наверху Ван Гог. – На восток, суки!
Взревели движки, колёса шлифанули траву, послышался шум отъезжающих на бешеной скорости машин.
– Ушли, гады! – с досадой воскликнул Вася.
– Слышь ты, кукухин сын, ногами упрись, а то я сорвусь.
– Да упёрся я! Что делать-то будем, Фок?!
– Петь.
– В каком смысле, Фок?
– В прямом. Нас кто-нибудь услышит!
– Кто нас услышит в глухом лесу, Фок?
– Твой грёбаный ОМОН, Лавруха…
– Во Вьетнаме, во Вьетнаме,
В ох……ой глуши,
Проживает дядя Ваня,
Инженер моей души! – спел Вася.
– Ты что-нибудь поприличнее знаешь?
– Выдавайте меня замуж,
Очень молодую.
Милый в армию уйдёт,
А я заблядую! – пропел Лаврухин.
– Я сейчас сорвусь, – предупредил Фокин. – У меня от твоих частушек организм слабеет!
Запас сил у Севки действительно заканчивался, а впереди были только бездна и смерть.
– Вышел милый на крыльцо,
Почесать своё яйцо.
Сунул руку, нет яйца,
Так и е….ся с крыльца! – отчаянно спел Вася и вдруг заорал как бешеный: – Вертолёт! Я вижу вертолёт, Фок!!! Он кружит над нами!
Севка не мог ничего видеть, он слышал только нарастающий гул винта, но это уже не имело значения, влажные стены колодца оказались скользкими как каток и цепкости рук не хватало…
– О! Фок! Там твоя секретарша!
– Где?
– Болтается на лестнице в небе, как боюсь сказать что…
– Это глюк, Лавруха. Мы же грибов наелись!
– По легенде мухоморы жрал только ты, Фок, а я тебя ловил! Скажи, у твоей мисс Пицунды трусы белые?
– Откуда я знаю? Я с ней так близко не знаком, слава богу. И потом, вряд ли у неё только одни трусы…
Руки поехали по стене вниз. Ледяная вода приближалась со скоростью метр в секунду. Лаврухин схватил его за ремень и удержал в последний момент, но ненадолго, – тоже поехал вместе с ним вниз.
– Всеволод Генрихович, цепляйтесь! – послышался уносимый ветром голос Драмы Ивановны.
Севка не мог ни за что уцепиться, но что-то невозможное сотворил Лаврухин, и в обессиленных пальцах Фокина оказались ступени верёвочной лестницы.
И уж тогда он полез! В небо, вверх, – так, как не лазил ни на одну скалу. Над ним, пыхтя, карабкался Вася, и развевалась юбка Драмы Ивановны, под которой – о ужас! – мелькали белые трусы.