— Нет. — Барков устало махнул рукой. — Ящик, два, хоть вагон… это поможет лишь на время. Надо иначе вопрос решать.
— Ясное дело. — Денис покосился на экран навигатора. — В квадрате снова активность противника. С вами больше никого не было?
— Никого, — уверенно сказал Барков.
— А если это…
— Даже если это Влад. Он приказал не вмешиваться ни при каких обстоятельствах.
— Как без него-то? — Денис вздохнул. — Он же мозг!
— У нас на руках почти все козыри, — заверил Саша. — Можем начинать контратаку даже без Влада. Надо только перегруппироваться.
Гаити — Сомали, 16–17 сентября
Надежда — величайшая мотивация. В самом трудном положении человек надеется на лучшее, поэтому и существует до сих пор как вид. Лишь благодаря надежде на то, что все удастся исправить, он не погиб под грудами мусора и обломков, в изобилии производимых цивилизацией. Одни ошибки невозможно исправить, совершая другие, но какое дело до этой аксиомы надежде, величайшей иллюзии разума? Надежде чужда логика, она, как и сам человек, существует не благодаря, а вопреки всем законам природы. Она — мистическая загадка, магический кристалл, философский камень, по ошибке заложенный в фундамент башни-цивилизации, выстроенной людьми с помощью науки и машин. Это такой же парадокс, как и сотворивший ее разум — единственный компонент Вселенной, не имеющий ничего общего с целым, поскольку вмещает в себя другую вселенную, вымышленную: идеальную, строго соответствующую понятиям человека о наслаждении как о добре и о боли как зле. То есть ложную, сотканную из эфемерных паутинок самообмана, но притягательную, как любая сладкая ложь.
Склонностью к философствованию Питер Фоули никогда не отличался, но после короткого путешествия по Гаити, от местечка Жакмель до южных окраин Порт-о-Пренса, в голову ему пришли именно такие мысли. Картины местной жизни казались кадрами из гангстерского триллера с названием «Награда выжившим — смерть». Жить на острове можно было, только имея несокрушимую надежду на перемены в самом ближайшем будущем. И, видимо, у гаитянцев эта всепобеждающая надежда жила в генах. Иначе этот остров Большой Антильской гряды давно стал бы необитаемым. Нет, не потому, что народ вымер бы от тоски и безысходности. Просто женщины перестали бы рожать, а мужчины вырезали бы друг друга подчистую.
Впрочем, возможно, это был взгляд слишком цивилизованного гостя. Не исключено, что местные жители не задумывались над мотивацией. Просто жили, как живется, не стремясь ни к райским кущам, ни к успешному решению сверхзадач, ни даже к разгадке вечной тайны предназначения человека.