– Пока мне известно очень мало, – сказала она. – Слишком мало, по правде говоря. Вам известно, чем занимался некий Пьер Моннере? Он был коллегой Папийона.
В глазах О. мелькнуло удивление.
– Так Моннере был одним из тех, кто расследовал пропажу, – ответил он. – Разве вы не знали?
– Я же вам говорила, – устало повторила Амалия. – Пока мне известно очень мало. И вообще…
Она хотела закончить фразу: «И вообще, мне больше нет никакого дела до военных секретов, до вашей Особой службы и всей этой грязи», но удержалась. Что-то ей подсказывало, что О. вряд ли простит такое пренебрежение к структуре, к которой принадлежит сам.
– Моннере работал один? – спросил она. – Я имею в виду, у него были помощники?
– Были, – отозвался О., буравя ее взглядом, – так, мелкая сошка, которым он только приказы отдавал, а они выполняли, не задавая вопросов. Впрочем, Моннере хоть и хороший полицейский, но нельзя сказать, чтобы у него много наград или чтобы коллеги уважали его, как Папийона. – Он выждал крохотную паузу и небрежно спросил: – Так он не зря исчез, получается?
– Он не исчез, – решилась Амалия. – Думаю, его убил Оберштейн, и как раз из-за аквилона. – Она прищурилась. – Кстати, этот господин случаем работает не на вас?
О. стал горячо отрицать. Как она могла подумать? И вообще, Оберштейн такой негодяй, что ему ни один порядочный человек руки не подаст.
– Ну, не обязательно пожимать ему руку, чтобы иметь с ним дело, – ответила Амалия и рассердилась на себя. Это была фраза, которую примерно в таком же контексте разговора о нечистоплотных агентах при ней произнес как-то ее бывший начальник, генерал Багратионов.
Так что, получается, она зря думала, что давно отошла от Особой службы и ее деятельности, иногда героической, а иногда попросту гнусной? Или есть такая работа, которая неминуемо въедается в душу, входит в плоть и кровь?
– Должен вам сказать, сударыня, – промолвил О., не сводя с нее пристального взора, – что мы чрезвычайно заинтересованы в этом деле. Если вам удастся достать бумаги, я думаю, что вы сможете попросить все, что угодно, и ваша просьба будет услышана.
Так-так. Получается, аквилон – это не только военный секрет, а еще и бумаги, которые пропали, причем одним из тех, кто расследовал пропажу, был именно Моннере. Какие именно бумаги имелись в виду? Формулы? Чертежи? Уж не те ли случаем листки, которые священник видел в наводящей трепет коробке, похожей на гроб? А что означает Эол? Какое отношение бог ветров имеет к происходящему?
– Если я буду вновь помогать вам, то только по собственной воле, – холодно сказала Амалия. – Мне ничего не нужно, у меня все уже есть.