Я сидел в торце стола и смотрел, как шевелятся губы Класа Граафа. Как напрягаются и расслабляются щеки, вылепливая слова, видимо, понятные для Фердинанда и двух представителей «Патфайндера», — во всяком случае, все трое кивали, явно довольные. Как я ненавидел этот рот. Ненавидел серовато-розовые десны, эти зубы, крепкие, как могильные плиты, самую форму этого отвратительного телесного отверстия: как открытая рана с кривыми краями, с задранными вверх уголками, означавшими улыбку — улыбку-прорезь, вроде той, которой Бьёрн Борг в свое время очаровывал мир. И которой теперь Клас Грааф соблазнял своих будущих работодателей из «Патфайндера». Но больше всего я ненавидел его губы. Губы, касавшиеся губ моей жены, ее кожи, вероятно, ее розовых сосков и наверняка — ее влажного приоткрытого лона. Мне показалось даже, что я вижу белокурый лобковый волосок, застрявший в трещине его оттопыренной нижней губы.
Я сидел молча почти полчаса, покуда Фердинанд выдавал один за другим дурацкие вопросы из книжки по рекрутингу с таким дебильным воодушевлением, словно сам их выдумал.
В начале интервью Клас Грааф отвечал, повернувшись в мою сторону. Но постепенно понял, что я — неофициальный, пассивный зритель, что его дело теперь — нести благую весть, евангелие от Граафа, этим троим. Однако он то и дело, через равные промежутки времени кидал на меня вопросительный взгляд, словно ожидая намека на мою роль во всем этом.
Спустя какое-то время те двое из «Патфайндера», председатель правления и руководитель службы информации, принялись задавать Граафу свои вопросы, касавшиеся, естественно, его работы в «ХОТЕ». И Грааф отчитывался, как он и «ХОТЕ» взяли на себя испытание «Трейса» — густой жидкости, похожей на лак или гель, в одном миллилитре которой содержится около сотни передатчиков и которую можно нанести практически на любой объект. Этот блестящий лак практически невидим и, как обычный лак, настолько хорошо сцепляется с поверхностью, что удалить его можно лишь малярным скребком. Вот только мощность у передатчиков маленькая и сигнал от них такой слабый, что не проходит сквозь вещество плотнее воздуха — скажем, сквозь воду, лед, ил либо даже сквозь достаточно толстый слой пыли, покрывающий транспортное средство во время войн в пустыне.
Зато стены, даже толстая каменная кладка, для таких передатчиков, как правило, не препятствие.
— Были случаи, когда солдаты, на которых мы наносили «Трейс», исчезали с наших принимающих устройств из-за собственной грязи, — сказал Грааф. — У нас нет технологии, позволяющей сделать микроскопические передатчики достаточно мощными.