Для нее это было жутко нехарактерно: хладнокровная, спокойная, здравомыслящая Ева Питерс – и вдруг ныряет в постель. И потому только, что находит человека неотразимым. С ним же такое наверняка случается постоянно.
– Почему ты нахмурилась, сага? Я думал, мы распрощались с плохим настроением еще прошлой ночью.
Она вздрогнула. Мысли так поглотили ее, что она и не заметила, как он проснулся. Между тем черные глаза, затененные опущенными ресницами, уже несколько секунд вели скрытое наблюдение. Его развитое тело привольно раскинулось, подобно тигру под утренними лучами солнышка. Выглядел он расслабленным, но за этим скрывались затаенная сила и власть.
Она выдавила беззаботную улыбку.
– Разве?
– Мне показалось.
Он дотянулся до нее и погрузил пальцы в ее шелковистые блестящие волосы. Это была невероятная ночь, но он заранее знал, что она будет именно такой. Он так сильно жаждал эту девушку, что по—другому и быть не могло. Сейчас, утром, наступило уже другое желание, продиктованное иными эмоциями. Это было так же неизбежно, как тот факт, что за ночью следует день. Ночью было волнение в предвкушении неизведанного, сладкое ожидание и предвосхищение того, что будет дальше. Ночью был водопад горячих объятий и вулкан торжествующей любви.
А утром?
У него возникло привычное чувство, не важно, хорошее или плохое, но в любом случае то самое, за которым могло последовать только одно продолжение.
Существовали негласные правила, и он задал себе вопрос, знала ли их она, как их знал он? Правила, касающиеся границ и ожиданий. Он никому не принадлежит. И никогда не принадлежал.
– Пододвинься и поцелуй меня, – сказал он.
Сказал вовсе не грубо, напротив, с какой—то затаенной нежностью.
Но Ева увидела в его глазах нечто такое, что заставило ее вздрогнуть в дурном предчувствии. Она поняла вдруг, что в этот утренний час он слишком себя контролировал. Под этим контролем оказались его чувства и желания. Она видела, как он хотел ее. Но это было физическое желание. А что душа? Ее смутила какая—то прохладная сдержанность в его черных глазах. Эти глаза наблюдали за ней, как наблюдают за лошадью, которая еще способна бежать, которая не до конца ослабела и еще не собирается рухнуть. Они ждут, что будет дальше, ожидают ее реакции.
Боялся ли он, что она захочет слишком многого?
Опасался ли, что она станет прилипчивой, или беспомощной, или требующей чего—то, или еще какой-нибудь, что подсознательно бывает с женщинами, которые попадают под чары мужчины. Ну, ему на сей счет можно было не волноваться! Она искривила рот в улыбке, благодарная в тот момент судьбе за свою работу, которая научила ее скрывать свои истинные эмоции. Даже когда ее мать умерла, она вернулась в студию уже через месяц и смогла на работе управлять собой и сдерживать свои чувства.