– А как насчет самого рабочего процесса? – с жаром спросил он. – Может быть, ты собираешься позволить съемочной группе, состоящей из мужиков, снимать и сами роды, чтобы зрители поняли, "как это легко"?
– Ну уж нет. Конечно, нет!
– Ты уверена?
– Абсолютно.
Да, в прозорливости Луке не откажешь. На самом деле этот вопрос обсуждался на одном из постановочных совещаний. Ева категорически отклонила это предложение.
– Полагаю, ты считаешь меня старомодным.
– Пожалуй.
Но за его старомодностью скрывалось другое качество – он защищал ее, и это вызвало у нее радостный трепет.
– Я не желаю, чтобы зрители видели то, что является сокровенным. Это принадлежит только матери и отцу, то есть нам с тобой, Ева.
Ну да. Если не считать того, что «нас» не существует. Переполненная ноющим чувством страстного желания того, чего не может быть, Ева закрыла глаза.
Он посмотрел на нее. Она была бледна. И снова бурлящая ярость заклокотала в нем. Какого черта она лежала там, под прицелом камер, с ребенком в животе? Как он мог допустить такое?
– Я приготовлю чай, – сказал он.
Она слышала, как он гремел посудой на кухне, а когда вернулся с подносом, брови его были нахмурены.
– Как бы то ни было, зачем ты делала УЗИ на таком сроке?
Она пожала плечами.
– Так положено.
– Ты уверена?
Она кивнула, все еще не разжимая век.
Он сел, взял ее руку и задумчиво начал поглаживать. Ева открыла глаза. Это была такая мелочь. Такая незначительная мелочь. Но она показалась ей раем.
Ее тело истосковалось по ласке и прикосновениям.
Она встретилась с ним глазами, и больше всего на свете ей захотелось, чтобы он прижал ее к себе, обнял и приласкал. Но он не сделал ни того, ни другого, а его черные глаза были задумчивы, бдительны и насторожены.
– Надолго еще у тебя контракт на участие в этом шоу?
Кругами, неторопливо он водил пальцем по ее руке.
Она сглотнула. Не переставай прикасаться ко мне, молила она.
– Кончается третьего числа.
– На следующей неделе.
Она кивнула.
– Потом я ухожу в отпуск. После рождения ребенка начну присматривать другие варианты.
– Ева, – он сделал паузу, – ты довольна тем, чем занимаешься?
– Ты имеешь в виду мои телепрограммы?
– Это часть того. Я говорю о жизни здесь в целом. Какие у тебя мысли на будущее? Что ты думаешь о будущем, сага mia?
Он не называл ее так уже очень давно, и ей захотелось зарыдать от страшного желания. Желания того, что у нее могло быть. Но того, чего не было.
– Это похоже на то, когда садишься на карусель и не можешь потом слезть с нее, – призналась она, и в тот момент ее не трогало, что эти слова демонстрируют ее уязвимость.