– Ты последний, за кого я хотела бы выйти замуж. И хочу, чтобы ты знал это.
– Хорошо, теперь знаю.
– И ты все равно готов на мне жениться?
– Готов, – коротко ответил Душа.
– Я никогда не полюблю тебя.
– Ничего. Это бывает. Стерпится–слюбится.
– Сомневаюсь. – Неля поступала нелогично. Сначала сама пришла за помощью, а потом провоцировала разрыв.
В то время она ничего не соображала, жила как в дурном сне. Каждый день ложилась спать с мыслью, что завтра этот кошмар закончится, но утренняя тошнота, заставлявшая ее вскакивать с кровати, говорила о том, что все слишком реально и слишком далеко зашло. А потом поразмыслила и уговорила себя, что из двух зол выбрала меньшее. Неля решила сохранить жизнь ребенку, заплатив за это собственным счастьем…
– Я никогда не любила его, Майка, – прижимая руку к груди, призналась мать. – Да ты и сама, наверное, помнишь, что особой теплоты между нами никогда не было. Я не смогла полюбить его, честно говоря, даже не пыталась. Приняла его как данность, и всё. С годами привыкла. Только счастья я так и не познала. Жила, обвиняя всех в том, что моя жизнь не удалась. Легче не становилось. Тупик он и есть тупик. Тебя, кстати, тоже обвиняла.
– Знаю, – выдохнула Майя. Все обиды снова стали такими осязаемыми. Хотелось кричать от боли. Она была в растерянности. Не воспоминания о незаслуженных обидах жгли ее душу. Главное, теперь она не понимала, кто жертва, а кто тиран? Майка сняла с матери обвинения, попросту простила ее. Теперь оставалось пережить, что ее добрый папа был далеко не безобидный ангел.
– Сказала, и легче стало, – вздохнула Неля Петровна, потянувшись за очередной сигаретой. Майка не сводила с нее глаз.
– Значит, ты свою тяжесть на меня взвалила? – тихо произнесла она.
– Что, пригнуло к земле?
– Да уж…
Теперь она все знала. Может, это к лучшему? Все, что ни происходит, к лучшему. Разве хорошо жить в неведении? Теперь она с меньшим рвением будет ездить на могилу отца. У нее больше нет желания посвящать его в свои дела. У нее появилась другая отдушина. По совести, Майка ждала этого всю свою сознательную жизнь. Ждала момента, когда можно будет откровенно говорить с мамой. И получила то, о чем мечтала. Одно получила, а другое потеряла. Кто знает, чего в этом своеобразном обмене больше: потерь или обретений? Майка была слишком взволнована, чтобы разбираться. Эмоции взяли верх над разумом, и она была готова проклинать умершего отца, бесконечно жалеть сидящую рядом такую маленькую, такую жалкую и родную мать. Наконец они стали одним целым. Может, ради этого стоило потерять нечто большее, чем детские воспоминания?