Что сейчас будет? Впереди, если верить Франкенштейну, будущее ее вполне определено — сотрудничество со следствием повлечет за собой смягчение приговора, а туманный намек на полное прикрытие совсем не ясен, хотя ведь бывает такое — ради крупного улова жертвуют мелкой сошкой…
Только вот насколько можно ему верить? Насколько можно ему доверять?
Вдруг в камере загремел замок, и открылась дверь. Прапорщик из дежурной смены заглянул вовнутрь и тут же пропал. На пороге появился полковник Саблин.
Оля подскочила со скамьи:
— Миша…
Но неожиданно, вместо какого-то сочувствия, начальник милиции налился кровавой злостью:
— Ты что, сука? Какой я для тебя Миша? Что себе позволяешь?
— Миша, ты что… — Оля попятилась и неожиданно для самой себя опустилась обратно на скамью…
— Заткнись! Сиди, и не рыпайся, пока я буду говорить!
— Миша… — снова пролепетал Уткина.
Из ее глаз вдруг хлынули слезы…
— Ты что, сука, сделала? Я же тебе тысячу раз говорил, что без меня через КП ты не едешь! Говорил, или нет?
— Говорил… — заревела в три ручья Оля.
— А ты расслабилась! Что, почувствовала вседозволенность? Или безнаказанность?
— Думала, что будет, как всегда… — Оля ревела и ревела.
— Индюк тоже думал, — Саблин грозно смотрел на плачущую женщину. — А теперь, Оля, поздно думать. Теперь за тебя будут думать другие. И вот что я тебе скажу, Оля, — полковник сделал небольшую паузу, что бы Уткина смогла утереть слезы и поднять на него свой жалостливый взгляд. — Ты совершила недозволенный поступок. Ты поставила меня под удар. И поэтому с этого момента я тебя не знаю. И ты меня тоже.
— Как же так, Миша… — Оля еще ничего не понимала…
— А вот так. Я не собираюсь сидеть за твои косяки. Ты их напорола, тебе за них и отвечать! Скоро тебя будут допрашивать, и если ты хоть слово про меня вякнешь — не жить тебе на этом свете. Как ты понимаешь, возможностей у меня много. Можешь и в камере от сердечной недостаточности сдохнуть…
— Миша… — Оля снова начала реветь.
— Юрьев тебя уже допросил?
— Меня Шилов допрашивал… — Уткина громко всхлипнула.
— Что ты ему сказала?
— Сказала, что это Коляна наркота…
— Хоть здесь ты поступила правильно… — Саблин почесал затылок. — Ладно, держись этой версии, но про меня не вздумай никому ничего говорить… я тебя предупредил! Сиди, я еще приду…
Саблин вышел из камеры и, идя по длинному коридору изолятора временного содержания, вдруг подумал, что трудно ему будет что-то говорить Колесову-старшему, объясняя, почему он не сможет помочь вытащить из заточения его сынка… но это, однако, куда лучше, чем садиться самому…