В том, что касается репертуара, Мэрилин была бесценной советчицей. Мы собирались вместе записать альбом и даже начали репетировать, но обе заболели во время других, не связанных с этим проектом записей, и звукозаписывающая компания дала нам от ворот поворот. Мэрилин необычайно отзывчивый человек — они с Фредерикой фон Штаде[38] очень помогали мне в тяжелые времена. Певицы, если на то пошло, разговаривают не только о музыке.
За свою жизнь я повстречала немало выдающихся певиц, но преклонялась, наверное, только перед Леонтиной Прайс[39]. Однажды она сказала нашему общему другу: «Передайте Рене, что я хотела бы с ней познакомиться». И я отправилась к ней в Гринвич-Виллидж, в дом, некогда принадлежавший первому мэру Нью-Йорка.
На самом деле мы уже встречались с мисс Прайс. Когда мне было десять, мама взяла меня на вечер Прайс в Истменском театре. После концерта мы стояли в длиннющей очереди, вившейся по узким ступенькам, мечтая выразить ей свое восхищение за сценой. Я слышала, как мама обсуждала с коллегой-преподавателем технику мисс Прайс; они пришли к выводу, что ее расслабленная, без всяких признаков напряжения во время исполнения шея — настоящее чудо при такой-то силе голоса. Этот негромкий серьезный разговор навсегда запечатлелся в моей памяти. Я медленно кивала и соглашалась с таким чувством, будто меня только что приняли в клуб для избранных. Леонтина Прайс ставила автографы на программках и одного за другим приветствовала поклонников; когда же пришел мой черед, она широко улыбнулась и взяла меня за руку. Я сказала, что хочу быть точь-в-точь как она, сама не понимая, что имею в виду. Едва ли я мечтала петь как она — скорее, меня очаровали ее обаяние, красота и величие. Она написала на программке: «Дорогой Рене» — и поставила рядом витиеватый автограф. По лестнице я спускалась, прижимая программку к сердцу.
Конечно, я не стала вспоминать этот трогательный эпизод. Теперь я уже знаю, как часто сопрано приходится слышать: «Вы были моим кумиром с самого детства». Какой женщине понравится, когда ей напоминают о возрасте?
«Die Zeit, die ist ein sonderbar Ding»[40], — утверждает Маршальша в «Кавалере розы». Я просто пожала ей руку, как и в первый раз, и призналась, что встреча с ней большая честь для меня.
Первое, что я увидела, — девятнадцать «Грэмми», красующихся на столе в гостиной. И я подумала: «Даже если я буду работать всю свою жизнь, таких вершин мне никогда не достичь». Мисс Прайс оказалась на удивление миниатюрной и все такой же красавицей. «Поразительно, что люди говорят о голосе как о чем-то отдельном, будто он существует независимо от нас. — Она мерила шагами комнату. — Но это ведь не так». Всю свою жизнь она ставила потребности голоса превыше всего, и, пока голос был в хорошей форме, она тоже чувствовала себя прекрасно. Голос служил ей опорой и поддержкой, она жила ради своего дара.