— А я хотел мальчика, — сказал Майк тогда, восемь лет назад.
Теперь он едва не наклонился, чтобы обнять Мэрион, одетую в костюм скелета. Его охватил необъяснимый порыв жалости к ней, ибо она никогда не знала отцовской любви, а лишь сокрушительную, властную любовь ее обделенной любовью матери. Но больше всего он жалел себя, жалел, что не сумел извлечь выгоды из тяжелых родов, не радовался дочери такой, какая она есть, пусть даже она совсем не темноволоса, и не мальчик, и не похожа на него. Где-то он допустил ошибку. Все остальное бы не изменилось, но он мог бы любить своего ребенка. А главное, Луиза вообще не хотела детей. Сама мысль о родах приводила ее в ужас. Он насильно сделал ей ребенка, и с той ночи весь год, до самых родовых мук Луиза жила в другой части дома. Она ожидала, что умрет, рожая нежеланного ребенка. Ей было так легко ненавидеть мужа, который так хотел сына, что обрек на смерть свою единственную жену.
Но… Луиза выжила. И с каким триумфом! В тот день, когда он пришел в больницу, ее глаза были холодны. «Я жива, — говорили они. — И у меня белокурая дочь! Ты только посмотри!» А когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, мать отвернулась, чтобы тайно от него пошептаться со своей новорожденной, розовой доченькой, — подальше от этого мрачного насильника. Какая великолепная ирония! Его самолюбие того заслуживало.
Но теперь снова был октябрь. Были и другие октябри, и когда он думал о долгой зиме, год за годом его душа наполнялась ужасом при мысли о бесконечных месяцах, когда он сидит как закупоренный в доме из-за дурацких снегопадов, пойманный в одну ловушку вместе с женщиной и ребенком, которые его не любят, — и так целыми месяцами. За эти восемь лет случались и передышки. Весной и летом он уходил на прогулки, уезжал на пикники; это были отчаянные попытки решить отчаянную проблему человека, которого все ненавидят.
Но зимой все эти поездки, прогулки и пикники отпадали вместе с опавшими листьями. Жизнь оголялась, как дерево: плоды сорваны, жизненные соки утекли в землю. Да, они приглашали гостей, но зимой гостей трудно заманить из-за всяких метелей и прочего. Однажды у него хватило ума накопить денег на поездку во Флориду. Они уехали на юг. А он гулял на свободе.
Но теперь, с приближением восьмой зимы, он знал: все подходит к концу. Он просто не сможет дотянуть до весны. Внутри него была кислота, которая медленно, годами разъедала его ткани и кости, и вот сегодня она наконец доберется до заложенной внутри него взрывчатки, и все кончится!
Снизу раздался бешеный звон колокольчика. Луиза в гостиной пошла открывать. Мэрион, ни слова не говоря, помчалась вниз встречать первых гостей. Послышались радостные крики и приветствия.