— Врач, поручник Кшемский, — представился он.
— Радван.
— Знаю, слышал о вас. — И тихо, доверительным тоном: — Вы, поручник, прямо из Лондона, у вас есть, наверное, какая-то связь с Польшей?
— Не понимаю.
— Наверное, есть. У меня там осталась жена с месячной дочуркой, на улице Польной… Польная, тридцать два. И от них нет никаких известий.
— Понимаю.
— Вы знаете, где находится Коми?
— Нет.
— Я тоже не имел понятия, я — оттуда. Поручник, может, попросите какого-нибудь связного, ведь они курсируют туда и обратно; ради бога, лишь бы получить от них весточку, всего одно слово!
Не успел он ответить, как вдруг появился капитан Вихерский. Радван сразу узнал его, хотя тот и изменился, выглядел каким-то постаревшим. Его командир по военному училищу, не только командир, но и друг. Радван знал, что Вихерский искренне любил его и вплоть до самого Сентября интересовался его судьбой.
— Оставь его в покое, Кшемский, он тоже вряд ли что сумеет сделать, — сказал Вихерский врачу и сразу же после этого обратился к Радвану: — Я знал, что вы прибыли вместе с Сикорским.
— Называй меня, как и раньше, на «ты», — попросил Радван.
— Ладно, — улыбнулся Вихерский, — приглашаю тебя за наш стол.
Столько вопросов хотелось задать, но Радван так и не решился. За столом, к которому его подвел Вихерский, уже сидели двое офицеров: полноватый мужчина в мундире полковника и худой подпоручник с продолговатым, узким лицом и колючим, пронизывающим, не очень приятным взглядом.
— Валицкий, — буркнул полковник.
Фамилия Рашеньский, когда подпоручник представился, показалась Стефану знакомой.
— Зою ваши репортажи в «Ведомостях» я читал веред отлетом?
— Мои, — равнодушно подтвердил Рашеньский.
Радван окинул взглядом помещение. Некоторые лица показались ему знакомыми, но никого конкретно он вспомнить не мог. Пили много. Какой-то подпоручник, сидевший в глубине зала, вдруг встал и, слегка покачиваясь, поднял стакан.
— Да здравствует Верховный главнокомандующий! — крикнул он.
Но его никто не поддержал.
— Так что же было дальше, — поинтересовался Валицкий, обращаясь к Вихерскому, — с этим Кежковским?
Вихерский взглянул на Радвана:
— Таких рассказов ты наслушаешься здесь много…
— Кто-нибудь когда-нибудь составит из них антологию, — рассмеялся Рашеньский.
— А может, и нет, — сказал полковник, — потому что вкусы у всех разные…
— Так вот, от этой лесопилки до Красноярска, — продолжал Вихерский, — дорога была страшно тяжелой. Кежковский физически был более крепким, а Богушу приходилось труднее, ведь шли пешком несколько десятков километров; ночевали где придется, люди относились к ним, как правило, хорошо, привыкли ко всяким необычным вещам, хотя скитания поляков, по существу нелегальные или полулегальные, поражали даже стариков. Толпы беженцев на вокзалах питаются кто как сумеет, поезда то идут, то не идут… Людей выбрасывают из вагонов, арестовывают.