— Сама поговорить хочешь? — спрашивает Окабе, получив «сплетню» и поблагодарив передавшего ее парня за сообщение. Протягивает мне микрофон.
Понял, наверное, что теперь, когда стемнело и наступила ночь, мне потихоньку становится скучно.
— Ага. Неплохо бы.
Кабина наполнена запахом шампуня, которым мы мыли голову в бане.
— Хочешь, можешь сделать вид, что ты — это я!
— В каком смысле? Как я это сделаю?
— Когда говоришь через эту штуку, никто не разберет, кто ты есть.
Он сует мне какой-то черный предмет, по форме и размеру очень напоминающий микрофон.
— Что это?
— Исказитель голоса. Сам-то я эту фигню не больно обожаю, просто один человек попользоваться дал, а вернуть ему все никак случая не было.
— А не страшно это — говорить с кем-то и даже не знать, с кем именно?
— Ничего, по нику догадаются. Просто подумают, я подурачиться решил. Ты не волнуйся, у нас народ все время так развлекается.
— Я забыла, какой у тебя ник?
— Шторм.
Голоса возвращаются.
Он снова протягивает мне микрофон.
Привет, это Шторм.
Я нажимаю на микрофоне кнопку передачи. Когда говорила — держала между своим ртом и микрофоном исказитель голоса. Там имелась кнопка, позволяющая устанавливать настройки, но я и представить себе не могла, насколько эффект искажения звука изменит мой голос. «Привет, это Шторм». Звук доносится откуда-то со стороны. Я обнаруживаю — мой голос обратился в совершенно чужой, высокий, тонкий, металлический.
Меня больше не существует.
Голос меняется. Наверно, мне следовало бы быть внутренне готовой к этой перемене, ведь я преотлично понимала, что должно произойти, и все равно от результата стало очень не по себе. По коже стремительно побежали мурашки. Пытаюсь подавить внезапно подступившую к горлу рвоту — и чувствую, как позыв подкатывает снова. Слышу щелчок, с которым становится на место что-то у меня в голове, — так снова начинает работать разладившийся механизм зубчатой передачи. Голоса возвращаются. Они могут сказать что угодно. В точности как в тот раз, когда я впервые услышала голос, который не могла контролировать. Слова — мои собственные, но голоса, который их произносит, я не узнаю.
Привет-привет, как дела?
С удивлением замечаю, что — сама не знаю почему — говорю сюсюкающим детским голоском. Сжимаю микрофон в потных ладонях, с силой надавливаю на кнопку. Не сразу понимаю, как дрожат у меня руки. Потом неожиданно осознаю, что делаю, и торопливо убираю большой палец с кнопки, на которую жала. Воровато кошусь на Окабе — он спокоен, смотрит вперед. Пауза — а потом с другого конца линии доносится чей-то ответ. Такое ощущение, словно все звуки мира сейчас собрались в одном-единственном маленьком громкоговорителе. В общем шуме невозможно выделить конкретный голос. Кому же мне теперь отвечать, недоумеваю, вслушиваясь в звуки с таким напряжением, что кажется, вот-вот лопнут кровеносные сосуды в мозгу. Целый мир сжался, съежился, превратился в какофонию странных звуков.