— Пошлите за мной, когда придет аббат Соньер, — попросила она и оставила женщину за ее мрачным ремеслом — зашивать в простыни тело Анатоля.
Медленно, будто ноги налились свинцом, Леони взошла по лестнице и свернула к комнате Изольды. Мариета не отходила от своей госпожи. Незнакомый врач в черном цилиндре и скромном стоячем воротничке прибыл из деревни в сопровождении пожилой сиделки с белом накрахмаленном фартуке. Эта пара, занимавшаяся пациентами курорта, тоже была приглашена мсье Бальярдом.
Когда Леони вошла в комнату, врач велел ввести раненой успокоительное. Сиделка, закатав рукав, воткнула в тонкую руку Изольды серебристую иглу шприца.
— Как она? — шепотом спросила у Мариеты Леони.
Служанка тихонько покачала головой.
— Она борется за жизнь, чтобы остаться с нами, мадомазела.
Леони подошла к кровати. Даже ей, ничего не понимавшей в медицине, ясно было, что Изольда находится между жизнью и смертью. Она металась в горячке. Леони села рядом и взяла ее за руку. Простыни под Изольдой промокли, и их пришлось сменить. Сиделка положила ей на пылающий лоб холодную полоску ткани, которая охладила кожу не более чем на мгновенье.
Когда прописанное доктором лекарство подействовало, жар сменился ознобом, и тело Изольды затряслось под простынями, словно охваченное пляской святого Витта.
Леони так тревожилась за здоровье Изольды, что ей некогда было осознать весь ужас пережитого и тяжесть потерь, грозивших раздавить ее, если бы она позволила себе задуматься. Мать умерла. Анатоль умер. Жизнь Изольды и ее будущего ребенка висит на волоске.
В небе взошла луна. Канун Всех Святых.
Вскоре после того, как часы пробили одиннадцать, в дверь постучали и вошел Паскаль.
— Мадомазела Леони, — полушепотом проговорил он, — там люди… хотят вас видеть.
— Священник? Аббат Соньер пришел? — спросила она.
Слуга покачал головой.
— Мсье Бальярд, — сказал он, — и… полиция.
Объяснив врачу, что должна уйти, и пообещав Мариете вернуться, как только сможет, Леони вышла из комнаты и торопливо последовала за Паскалем по коридору.
На площадке лестницы она остановилась и сверху взглянула на собрание черных цилиндров и накидок в холле. Двое были в форме парижской жандармерии, третий в потрепанном мундире — их местный коллега. Среди людей в темном выделялся сухощавый человек в светлом костюме.
— Мсье Бальярд! — вскрикнула она, сбегая по лестнице и хватая его за руки. — Как я рада, что вы здесь. — Она взглянула на него. — Анатоль…
Голос у нее прервался. Выговорить этого слова она не могла.
Бальярд кивнул.
— Я пришел принести соболезнования, — суховато сказал он и, понизив голос, чтобы не услышали остальные, спросил: — А мадам Верньер? Как она?