Аня взглянула на часы – полвосьмого, за окном было еще светло, подняла глаза на календарь с церковкой, висевшей над письменным ее столом – суббота, седьмое (ага, это значит, уже месяц она так лежит) включила утюг, погладила любимую косынку «с конями», надела все чистое и пошла на исповедь. Во второй по близости к дому храм, в Данилов монастырь. Она пришла как раз вовремя: только что закончилась всенощная, а после службы несколько человек вышли исповедовать в маленький подземный храм – здесь исповедовали и по субботам. Нарочно выбрала очередь покороче – значит, батюшка не самый популярный, и слава богу, не все ли равно! Ей достался длинный, невероятно худой, весь заросший черной брадою монашек – Аня вяло пробормотала, что унывает, грустит и почти не молится толком. О главном она решила смолчать, только, может быть, намекнуть слегка. Однако едва она намекнула, монашек, до этого лишь молча кивавший, сейчас же оживился и начал задавать вопросы.
Вопрос за вопросом, подробность за подробностью – и невозможно ведь было неправду говорить! И дальше отделываться намеками! Через две минуты священник сказал спокойно:
– Это влюбленность. Вы влюблены.
Аня чувствовала, что ее бросило в пот. Ни с одним человеком на земле она еще это не обсуждала. А эти… эти батюшки сразу ныряют в твою душу и чувствуют себя там как дома. Один такой в ее жизни уже был. Хватит. Ей хотелось немедленно сбежать, не отвечать больше ни на что, не допрос же это, в самом деле! Скомкать разговор. Не тут-то было.
– Значит, вот что я вам скажу, – батюшка помедлил, взглянул на нее внимательно и как будто с сочувствием, – вам этого человека надо оставить. Не ходить больше к нему в храм, не исповедоваться у него. Никогда больше с ним не встречаться.
Что? Что он такое говорит? А благодать священства?
Но вслух она только произнесла:
– Я не смогу. И я не понимаю, почему оставить.
– Скажите сами, как вы к нему относитесь.
Аня молчала. Монашек ждал. За что они ее мучают?
– Я его люблю, – прошептала она наконец, теряя последние силы.
– А он – монах. Любить монаха – это грех. Серьезный. Подумайте и о нем.
– Но может быть, все это скоро пройдет, и тогда…
– Такое не проходит. А если и проходит, то легко возвращается.
– У меня просто не хватит сил.
– Огня вы не боитесь!
– Какого еще огня? – она почувствовала новый прилив плачущей какой-то беспомощности, но тут же встряхнулась, взяла себя в руки, застыла.
Иеромонах пристально глянул на нее, глаза в глаза, но, встретив веселый и холодный взгляд, вдруг смутился.