— Ты не умрешь. Ты будешь жить, ты поправишься. Я совсем не был уверен в этом. Но надежда была единственным лекарством от отчаяния, которое сломило бы ее.
— Дай мне, пожалуйста, твою руку! — Я протянул ей руку. — Теперь я знаю, что ты не дашь мне умереть, пока снова не наступит утро.
Жар становился все сильнее. Ее организм боролся за жизнь. Но сколько еще времени она сможет продержаться? Я чувствовал себя невыносимо скверно. Я погладил ее волосы с нежностью, в которой было что-то от безнадежности и отчаяния, потом прилег рядом с ней, продолжая гладить ее волосы.
— Милада!
— Я тебя слушаю, дорогой.
— Почему нам довелось встретиться в такой обстановке?
— Не надо, прошу тебя… Не говори ничего, только приподними мне немного голову и положи на свою руку…
Не знаю, сколько времени прошло. Помню только, что в какой-то момент я уснул. Уснул глубоко, измученный бессонницей и волнениями последних полутора суток. Когда я проснулся, было утро. Но я проснулся не от света, а от всепобеждающей, всеобъемлющей тишины. Шоссе больше не гудело ревом моторов. По нему не проходили грузовики, танки, оттуда не доносились скрип повозок, крики и ругань ездовых. Стояла тишина. Именно эта тишина и разбудила меня. Значит, все вражеские колонны прошли, значит, вскоре на шоссе появятся наши передовые части.
— Милада, ты спишь?
— Не сплю… Жду, пока ты проснешься, чтобы попрощаться с тобой… Понимаешь, я не могу уйти в другой мир, не попрощавшись с тобой! О, мой дорогой, как я несчастна, что мне не дано больше жить!
— Нет, Милада, не говори! Лучше послушай.
— Что послушать?
Несколько мгновений Милада внимательно прислушивалась.
— Ничего не слышу… Тихо… Как тихо!
— Вот видишь: ты услышала. Ты услышала тишину, Милада. Знаешь, что означает эта тишина? Она означает, что мы спасены. Скоро здесь будут наши. Теперь мы можем уйти отсюда.
И в то время как я осторожно поднимал ее на руки, до нас вдруг донесся мощный лязг гусениц и рев моторов.
— Милада, это наши танки. Надо торопиться.
— Куда ты хочешь отвезти меня?
— Я отвезу тебя в город.
— Нет. Я не хочу, чтобы ты меня отвозил в город.
— Но где, если не там, ты можешь получить нужный тебе уход? — спросил я, сбитый с толку ее упорным отказом.
— Говорю тебе: я не хочу, чтобы ты отвозил меня в город… Вынеси меня на шоссе… Не может быть, чтобы по нему не прошли санитарные машины… Не может быть!
— Хорошо, я вынесу тебя на шоссе, — согласился я, и вся моя радость исчезла.
«Почему она не хочет возвращаться в город? Кого она боится? Может, боится, что ее выдадут оккупационным властям за сотрудничество с гитлеровцами?»