— Здравствуйте, — произнес я, отодвинув стул, чтобы не сидеть спиной к ней.
Она ответила мне кивком головы. Руки она держала под шалью, и вдруг я с абсолютной уверенностью почувствовал, что под шалью она прячет пистолет, которым без колебания воспользуется, если сочтет необходимым.
И, несмотря на все это, они не были мне антипатичны.
— Я слушаю вас, — произнес старик.
Я рассказал им все, как просила Милада, не опуская ни одной подробности. Когда я закончил, старик будто еще больше сгорбился. Что касается женщины, то она, как только я начал рассказывать, села на стул справа и ни на секунду не спускала с меня своего взгляда.
— А теперь вы что намерены делать? — спросил меня старик, когда я окончил свой рассказ.
— Ваш город заняла румынская часть. Я попрошу, чтобы меня отослали обратно в мой полк.
— Предполагаю, что, когда вернетесь в свою часть, от вас потребуют доложить, что с вами случилось с того самого момента, как вы попали в плен, и до возвращения в часть.
— Возможно. Так принято.
— И вы намерены рассказать о Миладе?
Я ответил вопросом на вопрос:
— Вы считаете, мне не стоит этого делать?
— Это не имеет особого значения. Поступайте, как сочтете нужным.
Между тем женщина поднялась из-за стола и снова встала позади меня. Это вдруг вызвало во мне недоверие к Миладе.
— Вы друзья Милады? — спросил я тогда.
— Если Милада послала вас к нам, значит, мы ее друзья.
— В городе, наверное, есть больница?
— Конечно есть.
— В таком случае не можете ли вы сказать, почему Милада отказалась, чтобы я привез ее сюда к вам, ее друзьям, или прямо в больницу?
В свою очередь старик ответил мне вопросом на мой последний вопрос:
— А как вы думаете, почему она отказалась?
Ответ, который я дал, показывал, что я несколько потерял голову из-за того, что за моей спиной стояла женщина, готовая в любую секунду выстрелить.
— Потому что боялась, что ее узнают.
— Кто?
— Жители города, которым, вероятно, есть что рассказать командованию оккупационных войск о ее поведении в то время, пока здесь были немцы.
Мне во второй раз пришло на ум это подозрение. В первый раз я его сразу же отбросил, упрекнув себя в том, что так плохо подумал о Миладе. Да и сейчас я не был очень-то уверен в правильности своих слов. Но меня выводил из себя тот факт, что за моей спиной стоит женщина с пистолетом под шалью, и я хотел им доказать и особенно убедиться самому, что мне не страшно умереть даже так по-глупому, будучи застреленным этой женщиной. Но на самом деле так и было: я не боялся. Мой страх перешел в своего рода ярость, которая подтолкнула меня на то, чтобы высказать обвинение против Милады, в которое я сам не верил.