Врач сразу бровями зашевелил, придвинулся. Оттянул одно веко, потом другое. Крякнул. От бородатого несло водярой, вчерашнего распива. Этот запах Серому был хорошо знаком.
— Стук, говоришь? С эхом или нет? Хм. Не нравится мне это. Энцефалограмму мы тебе сделали, вроде бы проблем нет. Но с психикой шутки плохи. Такая авария это, брат, не комар чихнул. Провериться надо. Кости-мышцы у тебя целы, внутренние органы тоже, ушиба головы нет, так что мариновать тебя здесь незачем. После обеда перевезем тебя в Бузыкино, в психоневрологическую больницу. Там с тобой поработают специалисты, обследуют. Мало ли что.
И давай в тетрадке строчить, только ручка заскрипела.
Серого аж в холодный пот кинуло. Слыхал он про бузыкинскую психбольницу. Рожнов там в ЛТП две недели отмокал. Говорит, хуже, чем зона строгого режима. Санитары резиновыми палками по почкам лупят, кормят помоями, а чуть пикнешь — могут засадить хоть на десять лет, без суда, без помиловки. А пацаны рассказывали, что в Бузыкине над психами опыты ставят. Типа вколют нормальному человеку, ну, может, немножко нервному, какую-нибудь хренотень или таблетками потравят, и он становится на всю жизнь идиотом. Да Серый и сам, еще когда маленький был, лазил в дурдом через забор — на психов поглядеть, похохотать. Ходят там доходяги в драных халатах, кто руками машет, кто плачет, кто волосы себе ерошит. А раньше, наверно, были люди как люди.
— Может, тебе курс укольчиков пропишут. Или таблеточек поглотаешь. Слуховые галлюцинации — это, Сережа, серьезно, — строго сказал бородатый, закрывая тетрадку с приговором.
Как услышал Серый про укольчики-таблеточки, сердце от ужаса чуть из груди не выпрыгнуло.
И стук в башке перешел со спокойного «то-так то-так, то-так то-так» на пулеметно-быстрое «токо-так, токо-так, токо-так».
— Не поеду в Бузыкино! — выкрикнул он. — Не имеете права!
Врач очень медленно поднял голову.
— Чтооо тыыы скаазааал? — протянул он чудным голосом — лениво-прелениво, врастяжечку.
— Нормальный я! И ничего у меня в башке не стучит!
(Это Серый наврал, костольеты молотили вовсю, будто целый табун лошадей отстукивал по мостовой коваными копытами).
— Э-э-э-э-э, брааат, даа у-у теебяаа ещёоо и реечь нарууушенааа, — пропел бородатый и плавно, будто в такт тягучей песне, покачал головой. — Ниичевооо нее поняатноо. А-а что-то это тыы такоой блеедны-ый? Нуу-кааа дай-кааа пуульс.
Торопиться ему, паразиту, похоже, было некуда. Он очень медленно взял Серого за руку и потом ужасно долго пялился на циферблат часов.
Серый не выдержал, тоже на часы посмотрел. Удивился. Врач был мало того что вялый, но еще и тупой. Никак не мог врубиться, что часы у него сломаны. Секундная стрелка ни хрена не двигалась. То есть двигалась, но еле-еле, от одного перескока до другого можно было до десяти досчитать.